Тем не менее кризис продолжался до весны 1931 года. Французы дрогнули первыми. В марте Эрбетт нанес визит Литвинову и сообщил ему, что он скоро уезжает в Париж. Он спросил, не хочет ли Литвинов что-нибудь передать Бриану. Это звучало как приглашение, и Литвинов воспользовался им в полной мере. В СССР не до конца уверены, ответил Литвинов, кто в большей степени его враг — Великобритания или Франция? Франция была «активнее» во время иностранной интервенции, но советское руководство считало Великобританию главным агрессором. Конечно, это мнение сложилось под влиянием «наследия прошлого англо-российского антагонизма». Литвинов напомнил ему о российской поговорке «англичанка гадит». Эта фраза обозначала разные способы, к которым прибегала Великобритания, чтобы противостоять российским внешнеполитическим планам перед Первой мировой войной. Он привел длинный список кризисов, которые произошли в 1920-х годах, чтобы подтвердить свою точку зрения. Но неприязнь в обществе по отношению к Великобритании теперь сменилась неприязнью к Франции. И снова Литвинов выдал длинный список недавних французских провокаций, нацеленных против СССР, из-за которых складывалось впечатление, что Франция хочет устроить противостояние. Если это так, то о чем тогда вообще говорить? С другой стороны, если Франция хочет развивать другую политику, то «мы охотно пойдем ей навстречу». Как писал Литвинов, Эрбетт «горячо благодарил и крепко жал руку» и сказал, что сделает все возможное, чтобы организовать переговоры[33]. Возможно, Литвинов сомневался, что посол сможет сыграть положительную роль в улучшении франко-советских отношений, и Довгалевский постарался довести до сведения Парижа, что НКИД не желает участия Эрбетта в этом деле. «Разумеется, пользы от Эрбетта в переговорах не будет никакой, но, мне думается, и вреда большого он не причинит, — шутил Довгалевский, — не считая разве некоторой излишней порчи нервов мне лично»[34]. Ко всеобщему облегчению в Москве, МИД Франции не настаивал на том, чтобы Эрбетт остался послом в Москве. 20 апреля Бертло, который по-прежнему был секретарем Министерства иностранных дел в ранге посла, навестил больного Довгалевского в посольстве СССР. Читатели уже, возможно, встречали упоминание Бертло в книге «Тайная война. Запад против России. 1917–1930»[35]. Достаточно сказать, что он был влиятельным дипломатом, серым кардиналом французской дипломатии на протяжении большей части времени после 1914 года. В 1918 году Бертло сыграл важную роль в уменьшении враждебности Франции по отношению к новому советскому правительству. В 1920-е годы он проявлял мягкость и даже приветливо общался с Довгалевским. Однако когда он разговаривал с британской стороной, большевиков все еще упоминал с плохо скрываемым презрением.
Советско-французские отношения налаживаются
В тот день в апреле 1931 года Бертло предложил Довгалевскому разрешить экономический спор с помощью торгового соглашения и пакта о ненападении. Это не было чем-то новым. Подобные документы уже обсуждались в 1926–1927 годах. В то время переговоры сорвал председатель Совета министров Раймон Пуанкаре, так как хотел поддержать антикоммунистическую предвыборную кампанию, направленную против левоцентристского «картеля левых». Пуанкаре ушел в отставку летом 1929 года и, таким образом, больше не стоял на пути. Председателем Совета министров в то время являлся Пьер Лаваль, бывший социалистом, разочаровавшимся в своих убеждениях, который и в тот раз повел себя не по-социалистически. На него давили французские производители, разозленные тем, что их отрезали от советского рынка. Лаваль хотел от них отделаться и отправил Бертло на встречу с Довгалевским, чтобы разрешить этот кризис. Пакт о ненападении был необходим, чтобы компенсировать то, что Франции пришлось отступить в торговой войне[36]. Учитывая лицемерное поведение французов в прошлом, советские дипломаты скептически отнеслись к предложению Бертло. И это неудивительно, с учетом того, что правительство Франции не могло прийти к согласию по поводу отношений с Москвой. Если Министерство торговли реагировало на возмущение производителей, то Министерство финансов и Банк Франции даже не скрывали враждебного настроя и не хотели одобрять кредиты и оформлять страховки тем, кто собирается торговать с СССР. Произошел традиционный раскол между банкирами, которые думают о невыплаченных долгах, и производителями, мечтающими заполучить побольше заказов.
33
Выдержка из дневника Литвинова. Встреча с Ж. Эрбеттом. 10 марта 1931 г. // АВПРФ. Ф. 0136. Оп. 15. П. 148. Д. 659. Л. 20–18.
34
В. С. Довгалевский — Н. Н. Крестинскому. 23 мая 1931 г. // АВПРФ. Ф. 0136. Оп. 15. П. 148. Д. 661. Л. 52–51.
35
См.:
36
R. H. Campbell, british chargé d’affaires in Paris. No. 964. 5 Sept. 1931. N6077/431/38. [Kew, Richmond, Great Britain] National Archives (далее — TNA) Foreign Office (далее — FO) 371 15613.