Бертло и Довгалевский продолжали встречаться и в начале мая. Москва приняла предложения Франции. Литвинов, теперь уже официально вступивший в должность народного комиссара по иностранным делам, предложил аннулировать октябрьские указы Франции и СССР, чтобы создать положительную обстановку для переговоров. Состоялись две или три встречи торговых делегаций, и стороны наконец согласились на этот шаг. Переговоры должны были начаться в июне.
Стороны не доверяли друг другу. Никто не хотел выступать в роли просителя или показать, что ему не терпится поскорее заключить соглашение. В начале мая Довгалевский сказал, что Бертло уже пытается уклониться от взятых на себя в ходе переговоров обязательств. Полагаться на французские обещания нельзя, даже если их зафиксировали стенографисты. Французы часто меняют свою позицию[37]. Франция также явно не доверяла СССР. Сотрудники французского МИД сомневались, что СССР на самом деле хочет улучшить отношения с Францией. Скорее всего, Москва стремится всего лишь «разделять и властвовать» над капиталистическими силами, чтобы завоевать благосклонность прессы на Западе[38]. Франция не замечала сигналы СССР? Или была слишком слепа, чтобы их увидеть?
Британский посол в Москве сэр Эдмонд Овий заявил, что в советской политике появилась новая «тенденция», направленная на «сотрудничество с другими странами». Литвинов даже конфиденциально подтвердил это изменение, но сказал, что, если новость просочится в прессу, он даст официальное опровержение[39]. Эрбетт явно прозевал изменения в советской политике, как и многие другие сотрудники МИД Франции. Поэтому было очень непросто заключить соглашение в Париже.
Довгалевский считал, что Бертло отступает из-за враждебности Министерства финансов и Банка Франции. Министерство твердо стояло на своем: никаких кредитов и никакой страховки на торговлю с СССР. По словам министра финансов Пьера-Этьена Фландена, что касается кредита, СССР, очевидно, просит «слишком много». Довгалевского надо было спустить с небес на землю: до решения вопроса с долгами любое соглашение с СССР может быть заключено лишь в ограниченном объеме[40]. Возможны были лишь частные соглашения о кредите, и то Банк Франции вел себя «очень сдержанно»[41]. Можно предположить, что банкиры забыли о том, что это правительство Пуанкаре в 1927 году отвергло советское предложение погасить царские кредиты. Это был самый щедрый поступок СССР из всех за межвоенный период. Если соглашение так и не было подписано, то винить в этом французы могли только себя.
В самом Министерстве иностранных дел Франции не могли прийти к согласию относительно налаживания отношений с Москвой. Бертло сказал Довгалевскому, что французская политика изменилась главным образом благодаря его вмешательству. Позже, по словам Бриана, именно он требовал реализации новой инициативы, а Бертло не всегда выступал за улучшение отношений, хотя вроде бы теперь уже смирился[42]. Бертло иногда хвастался обострением отношений с Москвой, так что, возможно, стоило верить Бриану.
И Бриан, и Бертло пытались заверить советских дипломатов, что Франция благосклонно к ним настроена, но с учетом прошлого опыта СССР относился к этим словам с большим скептицизмом. Как сказал Бриан Литвинову в конце мая, прекращение переговоров в 1927 году было ошибкой Пуанкаре, но он надеется, что политические и экономические отношения улучшатся. Чтобы продемонстрировать свое расположение, Бриан спросил, не будет ли советское правительство возражать против того, что Эрбетт останется на должности посла. Литвинов пришел в ужас. Он напомнил Бриану о том, что СССР уже давно выражал свои опасения насчет Эрбетта и что из-за него могут быть неприятности. Бриан ответил, что тогда поищет кого-то другого[43]. «Слава богу», — скорее всего подумал Литвинов.
Довгалевский ожидал, что переговоры будут тяжелыми. Так и вышло. Первая встреча прошла в июне 1931 года. Стороны изложили свои основные цели. Франция хотела значительно улучшить баланс внешней торговли и добиться погашения всех долгов, потому что иначе парламент откажется ратифицировать долгосрочное торговое соглашение. Представители СССР предлагали временный вариант. Они были готовы увеличить объем промышленных заказов, но на условиях соответствующего кредита и с учетом решения вопроса правового статуса советской торговой миссии во Франции[44]. Этого было достаточно для того, чтобы 16 июля аннулировать октябрьские указы, однако переговоры длились все лето и всю осень, поскольку никак не получалось добиться результата из-за сложностей, связанных с кредитным вопросом. Что касается Бриана, то он сдержал слово насчет Эрбетта. Его отправили в Мадрид и заменили на профессионального дипломата Франсуа Дежана.
37
В. С. Довгалевский — М. М. Литвинову. 3 мая 1931 г. // Документы внешней политики (далее — ДВП): в 26 т. М., 1968. Т. XIV. С. 306–309; В. С. Довгалевский — Н. Н. Крестинскому. 1 июня 1931 г. // Там же. С. 358–361
38
Note pour Monsieur le secrétaire general. Europe ns. 20 April 1931. MAÉ URSS/1006. P. 16–21.
39
Ovey. No. 343. 30 June 1931. N4721/393/38; Ovey. No. 126, very confidential. 27 July 1931. N5256/393/38. TNA FO 371 15612.
40
Réunion chez M. Flandin. 30 May 1931. Paris, Ministère des Finances (далее — MF) B32015; Flandin to Briand. No. 705–750. 2 June 1931. Ibid.
42
В. С. Довгалевский — Н. Н. Крестинскому. 21 апреля 1931 г. // ДВП. Т. XIV. С. 254–258; Стенограмма встречи М. М. Литвинова с А. Брианом. 26 мая 1931 г. // Там же. С. 350–352.
43
Отчет о беседе М. М. Литвинова с А. Брианом. 26 мая 1931 г. // ДВП. Т. XIV. С. 350–352.
44
Comité franco-soviétique d’experts, séance du 5 juin 1931. MAÉ Relations commerciales (hereinafter — RC). Russie/2052, dos. 1.