Информация советского посольства о попытке саботажа со стороны Великобритании оказалась верной. Сарджент был инициатором указаний для посольства в Париже, одобренных Саймоном и направленных на то, чтобы лишний раз предостеречь французов от выхода за рамки Локарнских соглашений в каких-либо пактах с советской стороной. Ванситтарта, похоже, загнали в угол. Размолвка между Ванситтартом и Сарджентом мешала британскому МИД выступать с внятными заявлениями. Были сплошные метания. Майский слышал о демарше Кэмпбелла и 26 апреля встретился с Ванситтартом, чтобы выяснить, будет ли британское правительство выступать против франко-советского и чешско-советского пактов о взаимопомощи, работа над которыми находилась на завершающей стадии. Майский уверял, что задал вопрос дважды, но оба раза Ванситтарт заявил, что британское правительство не намерено противодействовать пактам, и это «не только его личное мнение, но и мнение правительства». Ванситтарт предупредил, что «очень важно, чтобы пакты были в русле Лиги Наций». Данная загадочная фраза, как он выразился, призвана значительно поспособствовать благосклонному или по крайней мере терпимому отношению к данным пактам в британских политических и журналистских кругах. И ни слова не сказал о Сардженте[973].
«Об этом [английском] демарше, — писал Потемкин, — явно подготовленном самими французами, Леже торжественно сообщил сегодня в моем присутствии Лавалю. В наших сегодняшних переговорах Лаваль все время прятался за англичан и их предупреждение. Сообщаю это, чтобы яснее представить вам атмосферу переговоров»[974]. Леже торжествовал, сообщает Потемкин, поскольку последнее слово должно было быть за британцами. Переговоры теперь были похожи на конкурс, в котором советская сторона всеми правдами и неправдами пыталась заставить французов заключить альянс против смертельного врага, а французы должны были перехитрить советских коллег, как будто пакт им был не нужен, как будто таким образом они делали Советскому Союзу одолжение. Согласно Клерку, британскому послу в Париже, французы, возможно, пойдут на символические уступки, чтобы позволить советской стороне сохранить лицо. Французы «остались в проигрыше», говорил Лаваль так, будто этим хвастался. Ведь «если дойдет до дела, французская помощь будет для России несоизмеримо полезнее, чем российская помощь для Франции»[975]. Весной 1940 года, когда «дошло до дела», Франции вполне мог прийти на помощь мощный союзник в лице СССР. Читатели наверняка задумывались, какая дорога привела Францию к краху в 1940 году и какие на этой дороге были основные вехи… Начать стоит с весны 1935 года, когда Лаваль и Леже с апломбом доказывали, что, подписывая франко-советский пакт, они делают Советскому Союзу огромное одолжение. Помните, что в итоге СССР выдержал проверку войной. Франция нет.
Похоже, что с французской стороны никто не оповестил британцев о том, что Леже и Бадеван исказили уже согласованный текст и что именно эта бесцеремонная выходка, а отнюдь не раздражение Литвинова привела к заминке на последнем этапе и ужесточению советской позиции. Когда посол Клерк пытался прояснить эту загадочную ситуацию, Леже ответил, что отчасти она связана с «восточной манерой торговаться» и советско-германскими «заигрываниями» с торговым соглашением[976]. Леже прекрасно знал, что загвоздку породил он сам, что заигрывание — никакое не заигрывание, как ранее Литвинов велел Потемкину передать французам. Леже не просто избегал правды, в дипломатической практике это не редкость. Он откровенно лгал, а вот это уже встречается не так часто.
Франко-советский пакт
Лаваль и Потемкин смогли, наконец, договориться 30 апреля. Официально они подписали пакт в Париже 2 мая. Покойный Жан-Батист Дюрозель назвал его «шедевром пустословия»[977].
Так оно и было. Литвинов не считал произошедшее триумфом. «В виду неуступчивости Лаваля во время переговоров и употребленных им методов, — писал Литвинов Потемкину — я не мог решиться на излишне “сердечную” телеграмму ему. Чтобы не слишком раздражать его, я счел нужным воздержаться от посылки телеграммы Эррио. Я рад, что Вы вспомнили о нем. Во время пребывания здесь Лаваля я найду случай публично упомянуть Эррио»[978]. Это было бы как наступить на больную мозоль Лавалю, поскольку было известно, какое отвращение у него вызывало участие Эррио.
В то же время Литвинов резко отреагировал на вмешательство британцев, отправив телеграмму Майскому и потребовав объяснений. «Мы имеем сведения и о других способах давления англичан с целью срыва пакта». Он потребовал, чтобы Майский срочно встретился с Ванситтартом[979].
973
Eastern Pact, Sargent. 18 April 1935. C3333/55/18, TNA FO 371 18837; Simon to Clerk. No. 108. 18 April 1935, ibid.; Clerk. No. 78 saving. 19 April 1935. DBFP, 2nd, XIII, 191–192; М. М. Литвинов — И. М. Майскому. 25 апреля 1935 г. // ДВП. Т. XVIII. С. 299; И. М. Майский — в НКИД. 26 апреля 1935 г. // Там же. С. 301–302; Simon to Charles, British chargé d’affaires in Moscow. No. 227. 2 May 1935. C3251/55/18, TNA FO 371 18838.
975
Clerk. No. 80 saving. 25 April 1935. C3429/55/18, TNA FO 371 18837; Clerk. No. 78 saving. 19 April 1935. DBFP, 2nd, XIII, 191-2.
978
М. М. Литвинов — В. П. Потемкину. 4 мая 1935 г. // АВПРФ. Ф. 0136. Оп. 19. П. 164. Д. 814. Л. 106.