Британское правительство мечтало дать Муссолини «сдачу» и навредить его престижу. С другой стороны, отдельные представители Консервативной и Лейбористской партий поддерживали значительные уступки Италии и выступали против санкций. Именно поэтому британское правительство придерживалось более мягкого курса в отношении кризиса.
Что касается Франции, Лаваль защищал интересы итальянцев более эффективно, чем они сами. «Поскольку это от него зависело [от Лаваля. — М. К.], — писал Литвинов, — он уступил бы Италии по всей линии. Не останавливается он и перед явным нанесением урона престижу Лиги». Однако это была политика, которой придерживался лично Лаваль, а не французский Совет министров, в котором существовала серьезная оппозиция во главе с Эррио. Чтобы понять Лаваля, нужно вспомнить, насколько он был раздражен тем, что британцы подписали морское соглашение с Германией, а также его отношение к франко-советскому сближению, которое он считал в большей степени «грехом», чем преимуществом. Альбион навсегда останется коварным, а от большевиков всегда будет исходить угроза. Таким образом, Лаваль мог добиться успеха во внешней политике только с помощью Италии, а это не оставляло большого простора для действий. Если ничего не выйдет, то придется согласиться на еще большую зависимость от Великобритании. Лаваль питал отвращение к подобной перспективе во многом еще и потому, что не хотел больше сближаться с СССР. «Еще до открытия Ассамблеи, — писал Литвинов, — Лаваль признавался мне, что не верит в возможность предотвращения войны в Эфиопии». Затем он продолжил: «Таким образом, ему пришлось тогда уже отказаться от посредничества между Англией и Италией. Он лишь стремился к тому, чтобы Совет Лиги не занимал слишком резкую позицию против Италии, не вынуждал ее к уходу из Лиги и оставил возможность посредничества Франции после первых военных побед Италии. По мнению Лаваля, им мне высказанному, Муссолини якобы заботится об искуплении военного поражения Италии в последнюю войну с Абиссинией [в XIX веке. — М. К.], и поэтому после нескольких удачных боев Муссолини окажется более сговорчивым (предположение явно нелепое). За всем тем, Лаваль не мог не сознавать, что долго продержаться на своей позиции в Совете ему не удастся, что Франция не может предпочесть итальянскую дружбу английской, но он решил в крайнем случае оказать Англии некоторое сопротивление в Совете, чтобы выжать у нее некоторую компенсацию в виде обещания в случаях агрессии, в частности в Дунайском бассейне. Политика Лаваля в Женеве может иметь своим результатом умаление престижа Лиги и поощрение агрессивности Муссолини. Не подлежит, однако, сомнению, что независимо от какой-либо компенсации от Англии, Франция пойдет за ней до конца».
По сути, общественность делилась на две политические группы: фашистов и полуфашистов, испытывающих дружеские чувства к Германии и поддерживающих Италию, с одной стороны, и рабочие организации, радикальные партии и интеллигенцию, которые выступали против. Они были недовольны нацистской Германией и поддерживали Лигу и необходимость наказать Италию за агрессию и передать таким образом послание Гитлеру. Литвинов хорошо знал своего начальника и решил вернуться в Москву, чтобы отчитаться перед правительством. В Женеве остался Потемкин. Когда Литвинов выступал в Женеве в середине сентября, у него не было каких-либо инструкций, только лишь обмен мнениями со Сталиным[1020].
После того как была разослана аналитическая записка наркома, Политбюро быстро прислало ему инструкции. Советское правительство, а по сути Сталин, заявило о готовности выполнить обязательства перед Лигой наравне с другими государствами. Также Литвинову велели придерживаться независимого советского курса и ни при каких обстоятельствах не вести себя так, как будто СССР подчиняется Великобритании. «Не проявляйте большей ретивости в санкциях, чем другие страны, и сохраняйте по возможности контакт с Францией»[1021]. Хоть Сталин подверг критике поведение Литвинова в сентябре в Женеве, однако он придерживался его политики, пытаясь не навредить отношениям СССР с Францией и Великобританией, а также, насколько это возможно, с Италией.
1020
М. М. Литвинов — И. В. Сталину. 3 октября 1935 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 15. П. 113. Д. 123. Л. 61–69. Копии отправлены В. М. Молотову, Л. М. Кагановичу.
1021
Выдержки из протоколов Политбюро № 34/31, 34, 84, 142. 4, 8 и 15 октября 1935 г. // Москва — Рим: Политика и дипломатия Кремля, 1920–1939. Сб. документов. М., 2002. С. 373–374, 378.