Абиссинское Смоляное чучелко
А в это время Абиссинский кризис продолжался. Просто как Смоляное чучелко в «Сказках дядюшки Римуса» — чем больше кто-то пытался оторваться от Чучелка, тем больше к нему прилипал. По иронии судьбы в своем нежелании защищать Абиссинию Литвинов был похож на Лаваля и Хора. Наркома сдерживало определенное уважение к принципам, а именно к антиколониальной борьбе, а также Сталин, который следил за шаткими большевистскими ценностями своего сотрудника. Однако у двух величайших колониальных империй этих сдерживающих факторов не было. Почему вдруг они вообще стали выступать против того, чтобы итальянцы забрали единственный свободный лоскут африканской территории, который не был поглощен Францией и Великобританией? Да, англичане не хотели, чтобы итальянцы удобно расположились вблизи от Суэца, но колониальные державы могли заключать сделки, в отличие от советского наркома Литвинова. Кроме того, в середине ноября в Великобритании начались парламентские выборы, в ходе которых популярной частью кампании была поддержка Лиги Наций. Причем это касалось даже консерваторов, которые вернулись к власти, хотя и с меньшим перевесом по сравнению с предыдущим периодом. Однако ничто не мешало британскому правительству до или после выборов обсудить вариант выхода из Абиссинского кризиса и обменять африканские территории на продолжительное членство Италии в потенциальной антинацистской коалиции[1048].
Лаваль и Хор при поддержке реалиста Ванситтарта во время переговоров в Париже решили сделать тайное предложение Муссолини: дуче остановит колониальную войну в обмен на две трети территории Абиссинии, оставив остальное абиссинскому правительству, которому подсластят пилюлю передачей порта в Аденском заливе. Их не интересовала судьба абиссинского народа, но и Литвинова она не сильно беспокоила. Интересно, что Ванситтарт поехал с Хором в Париж. Обычно если министр иностранных дел отправлялся за границу, то его постоянный заместитель оставался в МИД.
В выходной, 7 декабря Лаваль и Хор договорились. Через два дня план просочился в парижскую и лондонскую прессу. Два журналиста, рассказавших об этом событии в Париже, были Табуи («Эвр») и Пертинакс («Эко де Пари»). Они оба были тесно связаны с советским посольством в Париже, а Табуи состояла на службе у СССР. Журналисты отрицательно отозвались о соглашении, так как, по их мнению, таким образом нужно было заплатить агрессору слишком высокую цену. Это правда, но данное решение не было продиктовано политикой умиротворения агрессора с точки зрения будущих уступок Англии и Франции Гитлеру. Они хотели, чтобы Италия осталась на стороне потенциального антигерманского союза. Табуи писала в своих мемуарах, что план Хора и Лаваля был секретом Полишинеля, и его открыто обсуждали в Париже. Табуи столкнулась в Париже с Ванситтартом в доме своего друга. Замминистра хотел обсудить переговоры. Табуи писала: «У меня сложилось впечатление, что в Лондоне теперь такое отношение: “Да, это плохо для Эфиопии, но что делать”». Так же думал и Литвинов. По словам Табуи, МИД Франции и Англии запретили журналистам даже намекать на новый вариант решения Абиссинского кризиса. Однако с учетом болтовни в Париже неудивительно, что произошла утечка информации[1049].
Как писал французский историк Рено Мельц, Леже рассказал о соглашении Франсуа Киличи в агенстстве «Гавас», а тот в свою очередь Пертинаксу и, возможно, Табуи[1050]. Киличи был тоже служащим советского посольства. Это просто совпадение? В январе 1934 года Леже пытался сорвать план Поль-Бонкура заключить договор о взаимопомощи с СССР. Почему бы ему не помешать политике еще одного министра, который ему не нравился? А что же Потемкин? Он тоже участвовал в утечке? По совету одного из французских «завсегдатаев» советского посольства, мог бы он дать на это свое согласие? Литвинов хотел, чтобы Лаваль ушел, но также он стремился к тому, чтобы не дать Абиссинскому кризису сорвать его планы по восстановлению антигерманской Антанты времен Первой мировой войны. Табуи и Пертинакс не свергли Лаваля, но Хор ушел в отставку 18 декабря, то есть через девять дней после утечки.
Литвинов позднее объяснил свою позицию полпреду в Риме Борису Ефимовичу Штейну: «Как мы ни разъясняем итальянцам нашу позицию в Женеве, сводящуюся исключительно к последовательному ограждению Устава Лиги Наций, они все же продолжают приписывать нам заявления и действия, к которым мы совершенно не причастны». Эти обвинения придумывали Лаваль и поляки, а также антисоветская женевская газета. Несмотря на враждебность Муссолини, Литвинов дал Штейну следующие указания: «Вам надо сделать последнее усилие и еще раз четко разъяснить им нашу позицию».
1048
1050