Вскоре Давтян вернулся в Москву в отпуск. Наверняка он встречался с Литвиновым и Стомоняковым, чтобы обсудить свои идеи, но вряд ли об этом сохранился письменный отчет. На самом деле Стомоняков с готовностью признал, что сторонники Пилсудского уже прощупывали почву и проявляли интерес к смягчению отношений и снижению критики в советской прессе. Он объяснил этот интерес «давлением со всех сторон» на германофильскую политику польского правительства, и в особенности на Бека. Стомоняков отмечал, что Польша находится в изоляции, «и на страницах мировой печати все чаще и чаще ее называют в числе государств, стремящихся к войне, наряду с Японией и Германией». Даже внутри страны росло давление на внешнюю политику, которую проводили сторонники Пилсудского, и «авантюризм Бека». С учетом обстоятельств было неудивительно, что желание «пилсудчиков и в особенности Бека и его друзей» было отключить звук у внешних и внутренних источников критики польского внешнеполитического курса. Пусть поляки помучаются, считали в НКИД. «Мы не заинтересованы конечно, — написал Стомоняков советскому поверенному в Варшаве Подольскому, — в том, чтобы облегчить положение Бека и пилсудчиков, и в ответ на всякие попытки добиться подобного смягчения нужно указывать на то, что наше отношение к Польше и отношение нашей прессы являются лишь слабым отражением антисоветской политики Польши». Тем не менее Стомоняков добавил в качестве шутливой инструкции, что Подольский может сказать, если его спросят, что советская пресса ведет себя очень умеренно, когда речь заходит о Польше, чего нельзя сказать про «злобные статьи против СССР» в польской прессе, в особенности в полуофициальных источниках[1104]. Если польская пресса и пыталась остановить поток желчи в адрес СССР, то в Москве не отнеслись к этому серьезно.
Кроме ежедневного обмена гадостями в газетах были и другие проблемы, из-за которых было трудно реализовать идею Давтяна в Варшаве. Самолет СССР пролетел над польской территорией, что привело к ряду проблем и взаимной высылке советских и польских журналистов. В начале сентября на выборах правящие «пилсудчики» неожиданно потерпели фиаско. Стомоняков надеялся, что из-за этого в Варшаве сменится правительство, хотя он и не ожидал серьезных сдвигов во внешней политике или ухода в отставку министра иностранных дел. НКИД внимательно следил за деятельностью Бека и его положением в польском правительстве и не терял несмотря ни на что надежды, что министра все-таки заставят уйти. Кроме Бека были и другие небольшие инциденты. Они все вместе усиливали сложившееся в Москве впечатление о польской враждебности по отношению к СССР. Таким образом, инициатива Давтяна не имела ни малейших шансов на успех[1105]. Видимо, ему пришлось вернуться к задаче-минимум и пытаться избежать дальнейшего обострения, которое могло возникнуть в польско-советских отношениях. Стомоняков не беспокоился по этому поводу, но он не понимал, куда двигаться дальше. В Москве произошел еще один инцидент. Шофер польского посольства небрежно вел машину и сбил нескольких пешеходов. Лукасевич потребовал для шофера дипломатической неприкосновенности, НКИД в этом отказал[1106].
Польша и Румыния