Затем разговор зашел о франко-польских отношениях. Монзи попросил Давтяна дать честный ответ и получил его: Польша сильно сблизилась с Германией, с Францией — не особенно. «Краеугольным камнем европейской политики сейчас является германская агрессивность и борьба с ней». А Польша продолжала вредить. Давтян заметил: «Уйдет Бек или нет, по-моему, ничего не изменится во внешней политике Польши, поскольку у власти находятся те же пилсудчики. Очень возможно, что поляки из-за тактических соображений и заменят Бека для того, чтобы создать дополнительные иллюзии в Париже. Но это ничего не изменит по существу». Что касается франко-советских отношений, Монзи полагал, что они очень хорошие, но сближение еще не дошло «до глубины души». Можно было и так сказать[1115].
Монзи встретился с Давтяном через три дня, и у них состоялся долгий разговор за обедом в посольстве. Монзи сообщил о переговорах с польскими чиновниками и политиками, в том числе с Беком и Арцишевским, которые находились в тот момент в городе. Неудивительно, что поляки очень стремились увидеться с Монзи и организовали встречу. По словам Давтяна, Монзи довольно категорично заявил, что поляки настроены против СССР (что не было неожиданностью), и ему, помимо всего прочего, озвучили старые жалобы на Восточный пакт и «опасность коммунизма». В ответ на эти жалобы Монзи прояснил свою позицию, сказав, что поддерживает франко-советский союз. Это не могло понравиться его польским коллегам, хотя они и отмахнулись от его слов. По словам Монзи, поляки твердили об «опасности для Европы советской политики, в особенности для Франции и Румынии». В результате разговор зашел о франко-польских отношениях, к которым Монзи относился скептически. «Тон» отношений стал лучше, но это было лишь напоказ, потому что Польше все еще был нужен франко-польский союз в качестве рычага давления на Берлин, а также на Париж для получения «денег». Монзи снова заговорил о Румынии и отметил, что Арцишевский развернул полномасштабную кампанию против Титулеску. Монзи предупредил, что насколько ему известно, местные фашисты «готовили или готовят покушение как против Титулеску, так и против Островского». У него не было подробной информации, но он попросил предупредить Островского[1116].
Хорошие новости и (в основном) плохие новости
НКИД получал мрачные новости. Лаваль выступал против ратификации франко-советского пакта. Поляки старались разрушить договоренности СССР о коллективной безопасности. Великобритания «предала» антинацистский блок и «фронт Стрезы», заключив морское соглашение с Гитлером. Итальянцы спровоцировали Абиссинский кризис и подвергли опасности надежность и авторитет Лиги. Однако Литвинов и стоявший за ним Сталин не собирались сдаваться. В конце июня 1935 года нарком встретился с болгарским министром, поинтересовавшимся советской политикой на Балканах. «Наше отношение к Болгарии не изменилось, — ответил Литвинов. — Мы не имеем никаких особых интересов ни в Болгарии, ни в других странах Балкан, мы ничего от них не добиваемся, и наше отношение к другим странам определяется исключительно вопросом об отношении этих стран к вопросу о мире или войне, а потому нас особенно интересует отношение этих стран к Германии [курсив наш. — М. К.]»[1117]. Он четко и точно описал советскую политику, но, с учетом обстоятельств, сможет ли советское правительство и дальше ее защищать?
1115
Беседа с А. де Монзи. Выдержка из дневника Я. Х. Давтяна. 25 ноября 1935 г. // СПО. Т. III. С. 379–381.
1116
Беседа с А. де Монзи. Выдержка из дневника Я. Х. Давтяна. 28 ноября 1935 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 15. П. 109. Д. 68. Л. 231–234, опубл.: СПО. Т. III. С. 382–384.
1117
Встреча с Д. Михальчевым. Выдержка из дневника М. М. Литвинова. 28 июня 1935 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 15. П. 103. Д. 1. Л. 78–79.