Новые проблемы
Что касается французских переговоров с Германией, Потемкин узнал из надежных источников, в том числе от Мантелло, что Лаваль пытается получить гарантии сохранения французских, бельгийских и чехословацких границ, а также некое пятилетнее «обязательство» Германии не нападать на СССР.
Никто не знал, что предложит Лаваль Гитлеру взамен. Один немецкий министр Ялмар Шахт предположил, что в качестве ответного жеста Гитлеру предоставят полную свободу на востоке. Потемкин полагал, что подобная сделка слишком рискованная даже для Лаваля. Затем возник привычный вопрос о ратификации франко-советского пакта о взаимопомощи. Произойдет ли это? Потемкин полагал, что, если не случится ничего неожиданного, в конечном итоге он будет одобрен Национальной ассамблеей, хотя и не без сопротивления правых сил. Однако даже ратифицированный франко-советский пакт может остаться клочком бумаги. «Думается, что реализовать этот договор в первоначальном плане организации коллективной безопасности правительство Лаваля и не расположено, и не способно»[1138].
С точки зрения НКИД, создавалось впечатление, что Лаваль превратил пакт в макулатуру и инструмент, который можно использовать против сторонников коллективной безопасности. Аргумент был таков: Франция на самом деле не хочет заходить слишком далеко в отношениях с СССР, и, таким образом, другим государствам тоже не следует этого делать. Польский полономочный министр в Бухаресте был не единственным, кто создавал проблемы Титулеску. Так же вел себя и югославский премьер-министр, который, действуя за спиной румынского министра иностранных дел, сообщил королю Каролю II, помимо всего прочего, что Лаваль якобы сказал Стоядиновичу, что франко-советский пакт был «мертв»[1139]. Предательство в Европе становилось все более комплексным. Это очень хорошо подходило нацистской Германии.
Нужда заставляет искать странных партнеров
Парадоксально, но даже некоторые поляки переживали из-за Лаваля. Польский военный атташе в Бухаресте подполковник Ян Ковалевский посетил первого секретаря посольства СССР и разведчика Виноградова, который потом записал: «Он засыпал меня вопросами относительно нашей точки зрения на политику Лаваля. Верно ли, что Лаваль добивается соглашения с Гитлером? Я ответил Ковалевскому, что могу в данном случае сослаться на общеизвестные факты, и в частности на неоднократные заявления самого Лаваля о том, что он является сторонником соглашения с Германией при известных условиях. Другое дело, удастся ли ему добиться этого соглашения и каково будет его содержание. Ковалевский открыто сказал мне, что Польша обеспокоена… Вы понимаете, сказал Ковалевский, что мы не против того, чтобы Франция и Германия жили между собою в мире. Однако это сближение может перейти известные границы и станет опасным для Польши. Этого мы боимся.
Далее Ковалевский спросил меня, почему Лаваль не ратифицирует франко-советский пакт и не намерен ли он променять этот пакт на соглашение с Гитлером? Беспокойство Ковалевского было так велико, что казалось, что он заинтересован в скорейшей ратификации советско-французского пакта. Я ответил Ковалевскому, что мне неизвестно, как будет маневрировать Лаваль, используя франко-советский пакт, при переговорах с немцами, но что касается самого пакта, то, по имеющимся у меня сведениям частного порядка, он будет ратифицирован. Ковалевский заявил мне, что Бек останется, но его политика подвергнется некоторым коррективам. Решено улучшить отношения с Францией, охлаждение с которой зашло слишком далеко».
Это был странный разговор, который состоялся между относительно высокопоставленным польским офицером и советским временным поверенным в делах, а по сути, между двумя разведчиками. Даже лицемерные поляки не доверяли лицемерному Лавалю. В этом особенность дипломатии: нужда заставляет искать странных партнеров. Ковалевский был интересной фигурой. Он занимался разведкой и криптографией. Ранее он служил в Москве, но затем его выслали оттуда в 1933 году. Ковалевский не держал за это зла, и его разговор с Виноградовым был довольно откровенным. Все в Бухаресте, кого имело смысл принимать в расчет, знали, что польский министр Арцишевский грозился убить Титулеску, поэтому Виноградов перевел разговор на эту тему, а у Ковалевского не было возражений, и он готов был это обсудить:
1138
В. П. Потемкин — Н. Н. Крестинскому. 11 ноября 1935 г. // АВПРФ. Ф. 010. Оп. 10. П. 60. Д. 148. Л. 212–215.
1139
М. С. Островский — М. М. Литвинову. 19 ноября 1935 г. // АВПРФ. Ф. 0125. Оп. 17. П. 111. Д. 1. 262–257, опубл.: СРО. 1917–1941. Т. II. С. 34–38.