В конце концов Потемкин 15 января встретился с Лавалем и передал сообщение Литвинова. Потемкин сказал, что задержка в ратификации франко-советского пакта произвела крайне неблагоприятное впечатление в Москве. «Что вы хотите?» — парировал Лаваль. Оппозиция выступила против пакта, и она значительно возросла с мая. «Общественное мнение Франции, — сказал он, — констатирует, что за истекшие полгода в стране наблюдается чрезвычайный рост революционного движения и роли компартии. Это приписывается работе Коминтерна». Лаваль всегда так говорил. «Различие междуправительствомСССР иКоминтерном есть, — признал Лаваль. — Но центр последнего находится в Москве, и вожди российской компартии направляют деятельность III Интернационала». Парижская коммунистическая ежедневная газета «Юманите» из кожи вон лезла, осыпая грубостями «главу правительства». Можно представить, заметил Лаваль, реакцию умеренных представителей французского общества, которые сейчас не так положительно относятся к франко-советскому пакту[1174]. Лаваля раздражала не только «Юманите», но и Эррио с Котом, а также другие радикалы и социалисты, в основном потому, что они выступали за франко-советское сближение. На самом деле для Лаваля не было никакой разницы между Народным фронтом и Коминтерном. Неудивительно, что это было центральной линией предвыборной пропаганды правых.
Потемкин предупредил Литвинова, что Лаваль может выступить против него в Женеве, предъявив свое знаменитое «досье», состоящее из доказательств вмешательства СССР и Коминтерна во французские дела. Потемкин заметил, что уже не первый раз Лаваль угрожает своим знаменитым грязным досье, а на самом деле никто не знает, существует оно или нет. Кроме того, оставался вечный вопрос ратификации. Потемкин поддерживал отношения со своими знакомыми из парламента: Торресом, Дельбосом, Полем Бастидом, Манделем и Эррио. Последний был «более пассивен, чем остальные» и «в состоянии, близком к смущению». Что случилось с Эррио? По-видимому, Потемкин сильнее зависел от Манделя, который давал тактические советы на тему того, как сделать так, чтобы пакт ратифицировали. «Видимо, мы вошли в решающую фазу», — сообщил Потемкин. Примерно 150 депутатов проголосуют против. Этого недостаточно, чтобы заблокировать ратификацию, но достаточно, чтобы вызвать беспокойство. Кроме того, кто знает, что случится в Сенате? Мандель был уверен, что все будет хорошо. Сенаторы не осмелятся голосовать против ратификации после того, как пакт будет одобрен Палатой депутатов. Ведь большая часть французов полагала, что это вопрос французской и европейской безопасности[1175].
Дела в правительстве накалились до предела, и Лаваль поспешил вернуться из Женевы в Париж. По словам Потемкина, все могли только гадать, что будет дальше. Некоторые радикалы все еще хотели поддержать Лаваля. Эррио ушел с поста председателя Радикальной партии, и его заменил Даладье. Эррио проклинал Народный фронт и отказался поддержать его программу. По его словам, из-за нее страна сдвинется вправо. Лео Габорио, доверенное лицо Эррио и редактор «Эр нувелль», хотел встретиться с Потемкиным, чтобы «метать громы в сторону Даладье — единомышленника Лаваля, Даладье-германофила». С его точки зрения, возможные кандидаты на должность Лаваля не были, мягко говоря, оптимальными, хотя первым в списке возможных преемников был Альбер Сарро. Во Франции в 1930-х годах всегда был преемник, готовый заменить существующего председателя Совета министров. «Думаю, — предупреждал Потемкин, — что среди него [кабинета. — Ред.] только Лаваль знает, что ему делать. Недаром одна из газет называет его сегодня “Фениксом, способным возрождаться из пепла”»[1176].
1174
Беседа с П. Лавалем. Выдержка из дневника В. П. Потемкина. 25 января 1936 г. // АВПРФ. Ф. 0136. Оп. 20. П. 167. Д. 828. Л. 27–19.
1175
В. П. Потемкин — М. М. Литвинову. 18 января 1936 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 16. П. 123. Д. 120. Л. 34–38; Беседа с министром почты и телеграфа Ж. Манделем [17 января]. 25 января 1936 г. // Там же. Л. 44–55.