Ванситтарт понимал, что у Майского на уме. Он предупредил, что посол теряет терпение. «Он крайне [выделено в оригинале. — М. К.] взволнован и полагает, что мы больше не должны терять время, а также никак не может понять, в чем причина задержки». Заем стал бы «контраргументом для всех преждевременных разговоров о соглашении с Германией, на которые господин Лаваль потратил так много денег». Затем Ванситтарт добавил, как бы подтверждая то, что Черчилль сказал Майскому в декабре 1935 года: «Здесь [выделено в оригинале. — М. К.] тоже ведется много пустых разговоров и высказывается еще больше пустых идей, что ему [Майскому] хорошо известно»[1182]. Как могут догадаться читатели, Сарджент не оставил без внимания попытки Майского защитить заем. «Могу ли я попросить… уделить должное внимание политическим последствиям подобных действий за рубежом?» — писал Сарджент. Заем «для европейской общественности станет крайне значимым поступком, который свидетельствует о необычном и близком политическом сотрудничестве между двумя правительствами». А Гитлер станет утверждать, что заем стал частью «французской политики окружения». Подобные события затруднят британскому правительству возможность «договориться с Германией»[1183]. Кольер никогда не соглашался с подобной аргументацией. «Немцы так бы не ненавидели [франко-советский. — М. К.] пакт, — писал он через несколько месяцев, — если бы он не был для них настоящим препятствием»[1184].
Иден был в большей степени согласен с Сарджентом, но он все равно волновался из-за пропаганды Коминтерна и колебался, стоит ли представлять заем в кабинете. «Я бы мог это сделать с большей уверенностью, — писал он, — если бы меня не тревожили подозрения, что по крайней мере часть этих денег будет потрачена на коммунистическую пропаганду в Британской империи». Ранее он написал: «Я не доверяю [СССР] и уверен, что он ненавидит все то, что мы представляем»[1185].
Министр иностранных дел Великобритании Э. Иден. Середина 1930-х годов
Заместители министра лорды Стэнхоуп и Крэнборн также высказались по этому поводу. «Я спрашиваю себя, — заявил Стэнхоуп, — какова наша политика? Хотим ли мы улучшить отношения с Россией или [выделено в оригинале. — М. К.] с Германией и Японией?» Стэнхоуп продолжил: «Не могу сказать, что я с большим энтузиазмом отношусь к дружбе с Россией, Германией или Японией — я им всем не доверяю. Но из них троих я больше всего не доверяю России. Помимо того, что от “русских пушек” не было для нас особого толку после 1916 года… я также разделяю подозрения министра обороны, что значительная часть этих денег, вероятнее всего, будет потрачена на подрыв самого крупного бастиона борьбы с большевизмом, а именно Британской империи».
Стэнхоуп пришел к выводу: «Мне кажется, мы должны в первую очередь решить, какая у нас будет политика: антигерманская и пророссийская или наоборот? Или же мы можем оседлать двух лошадей одновременно?» Примерно такой же вывод сделал Крэнборн: советское правительство «останется неизменно враждебно настроенным по отношению к Британской империи и будет плести против нас интриги, когда и где сможет»[1186].
Ванситтарт ответил, что британское правительство должно блюсти свои интересы в торговых вопросах и «не позволять, чтобы нас запугивали соперники». Что касается европейской безопасности, Ванситтарт сомневался, что Германию можно «вернуть обратно в сообщество стран», заплатив за это цену, доступную для Великобритании. Если британское правительство окажется не готовым, то стоит начать торговаться. «Пока мы не узнали ответ на тему того, какие есть возможности по возврату Германии, нам следует быть осторожными и не разочаровывать тех, кто с нами в одной лодке. Таких много, и одна из таких стран на настоящий момент [выделено в оригинале. — М. К.] — это Россия»[1187].
Кольер также выпустил в ответ длинный меморандум, в котором суммировал аргументы в поддержку более близких англо-советских отношений. Если советское правительство хотело, чтобы Великобритания сделала «политический жест» в виде займа, то «им руководило не желание напасть на Германию, а страх перед агрессией с ее стороны». Если британское правительство уступит давлению Германии, выступающей против займа, нацисты «решат, что мы их слишком сильно боимся, чтобы помешать их амбициям в Восточной Европе». Кольер также сделал сильный акцент на коммерческой выгоде займа.
1182
Vansittart’s minute. 7 Jan. 1936. N120/20/38, TNA FO 371 20338; Memorandum by Collier. 7 Jan. 1936. N125/20/38, ibid.