Борьба в Вашингтоне продолжалась. Фиш и его союзники продвигали свою повестку, которой сопротивлялся сенатор Бора, дружески настроенные по отношению к СССР журналисты и определенные деловые круги. В 1931 году эта борьба то затихала, то вспыхивала с новой силой. Советские цели не менялись: СССР хотел получить дипломатическое признание и доступ к более дешевым и долгосрочным кредитам. По этому поводу Богданов поделился взглядами одного неизвестного посредника, который встречался с президентом Гувером и пришел к выводу, что вряд ли в ближайшем будущем в американской политике произойдут перемены. В деловых кругах США отсутствие признания считалось самым серьезным препятствием к улучшению торговых отношений[100]. Конечно, «черная сотня», как Сквирский называл АФТ, и многие другие ассоциации пытались и дальше лоббировать полное эмбарго на советский импорт. Видимо, неудачная попытка сделать то же самое во Франции не привлекла внимание этих антисоветских групп. Торговая палата Нью-Йорка проголосовала за поддержку эмбарго на любую торговлю с СССР, включая импорт и экспорт. Но на самом деле получилось много шума из ничего. По словам Сквирского, советский импорт представлял собой незначительный процент общего объема импорта, а экспорт из США составлял всего лишь 16 % от общего количества товаров, ввозимых в СССР. Доступ на финансовые рынки не удавалось получить из-за отсутствия «нормальных отношений» с США и из-за невыплаченных долгов. Как сообщал Сквирский, СССР даже не мог импортировать золото, поскольку пробирные палаты его не принимали. Большинство американских банков также не учитывали советские векселя или долговые обязательства (за несколькими важными исключениями), так как Федеральный резерв их потом не переучтет. Поэтому бизнес с СССР представлял собой «большой риск». После очередного краха фондового рынка в середине 1931 года ситуация стала только хуже. «Амторг» старался установить новые связи с другими важными банками Нью-Йорка, но безуспешно. Из-за нехватки банковских кредитов компаниям, которые хотели работать с СССР, приходилось самим предлагать кредиты, но это было слишком дорого, и ставка порой составляла 53 %. Таким образом, стоимость сотрудничества с США была слишком высокой, а кроме того, торговый баланс был крайне неблагоприятным. Несмотря на незначительный объем советского импорта, с ним по-прежнему шла свирепая борьба, вызванная серьезным экономическим кризисом и усиленная АФТ и ее отраслевыми союзниками, а также «общей позицией Вашингтона», которую поддерживал ее вдохновитель конгрессмен Фиш и его друзья[101].
Сталина проинформировали о том, как идут дела, и он решил вмешаться. «Ввиду валютных затруднений и неприемлемых условий кредита в Америке высказываюсь против каких бы то ни было новых заказов на Америку». Он велел приостановить текущие переговоры и, если возможно, отменить предыдущие заказы. Советский бизнес надо было перевозить в Европу или на советские заводы. «Никаких исключений»[102]. Американские торговцы наконец нашли достойного соперника.
Как сообщил в сентябре 1931 года Политбюро нарком внешней торговли Аркадий Павлович Розенгольц, ситуация казалась бесперспективной. Он значительно уменьшил число американских заказов. Богданов, находившийся в США, подтвердил, что дела идут еще хуже из-за усиления экономического кризиса. В первые девять месяцев 1931 года более тысячи американских банков объявили о банкротстве. Остальные едва держались на плаву. Золото утекало из страны. В деловых кругах царил пессимизм. Из-за этих обстоятельств «Амторгу» было еще труднее получать кредиты. Как пояснил Богданов, «наши друзья» в банковских кругах не видят обнадеживающих признаков того, что получится договориться об улучшении условий. Вашингтон, и в особенности Гувер, был, как и раньше, настроен враждебно по отношению к СССР, но в других местах в политических и деловых кругах атмосфера постепенно стала меняться. СССР надо было работать дальше, чтобы установить «нормальные торговые отношения». Как сказал Айви Ледбеттер Ли Богданову, банки впервые оказались в таком тяжелом положении. Не думайте, что отказ дать кредит, сказал Ли, связан с неприязнью к «Амторгу». «Сейчас в этой стране никто не получает и никто не дает кредит»[103].
100
П. А. Богданов — И. В. Сталину и др. (включая вложения). 28 июня 1931 г. // Там же. С. 460–468.
101
Б. Е. Сквирский — М. М. Литвинову. 29 июня и 1 июля 1931 г. // САО. Годы непризнания, 1927–1933. С. 468–469.
102
И. В. Сталин — Л. М. Кагановичу. 25 августа 1931 г. // Сталин и Каганович. Переписка. С. 64.
103
А. П. Розенгольц — в Политбюро. 19 сентября 1931 г.; П. А. Богданов — А. П. Розенгольцу (включая вложения). 26 октября 1931 г. // Москва — Вашингтон. Т. II. С. 406–410, 412–420.