Потемкин быстро продвигался вперед на этом новом этапе французской политики, или, во всяком случае, так казалось. 29 января он встретился с Леже во французском МИД. Это произошло всего через неделю после падения Лаваля. Потемкин хотел организовать неофициальную встречу Литвинова и Фландена, тем более что им не удалось встретиться в Лондоне. Леже согласился. Двум министрам иностранных дел необходимо было поговорить и прийти к соглашению по ряду вопросов, представляющих интерес для обеих стран. «Желательно при этом, — добавил Леже, — рассеять некоторые недоразумения, чувствовавшиеся между обеими сторонами за последние месяцы». Это, конечно, было правдой, но забавно звучало из уст Леже, который был правой рукой Лаваля и вносил свой вклад в «недопонимание»[1236].
Перспективы ратификации советско-французского пакта
Потемкин быстро добрался до сути. Он хотел понять, что предлагает сделать новое министерство для ратификации пакта о взаимопомощи. «Леже ответил, что затяжку ратификации пакта он считает крупнейшей ошибкой Лаваля». Это вредило отношениям между СССР и Францией, а также вызывало «некоторые сомнения в среде друзей Франции» в Восточной и Юго-Восточной Европе», которые выступали в поддержку коллективной безопасности. Это было правдой. «В колебаниях Лаваля, — сказал Леже, — Германия нашла поддержку своей тактике запугивания и шантажа, которую применяет и сейчас, накануне ратификации франко-советского пакта. Немецкая пресса кричит о том, что эту ратификацию правительство Германии будет рассматривать как решение, нарушающее условия Локарнского пакта, и что из этого Германия сделает надлежащие практические выводы». По словам Потемкина, Леже не придавал особого значения немецким угрозам. Лучшим ответом стала бы ратификация. Леже поговорил с Поль-Бонкуром, который пообещал ускорить подготовку в Палате депутатов. Дебаты должны были состояться «в самые ближайшие дни»[1237].
1 февраля Леже встретился с Литвиновым и передал ему оптимистичное сообщение. «Новое [французское. — М. К.] правительство, — телеграфировал Литвинов в Москву, — очень довольно приемом, оказанным мне в Лондоне, и наблюдающимся улучшением отношения Англии к СССР, делающим возможным сотрудничество Парижа, Лондона и Москвы». Представьте себе фальшивую улыбку Леже, подчеркнутую аккуратно подстриженными усами, когда он говорил эти слова, однако это была правда: чем приветливее был Лондон с Москвой, тем менее рискованно было для Парижа разморозить франко-советские отношения. Леже зашел еще дальше: «Необходимость активного участия СССР в организации коллективной безопасности в Европе остается для Франции неоспоримой истиной». По словам Леже, Фланден твердо придерживался этой позиции и считал ратификацию пакта «неотложным делом»[1238]. Что произошло с Леже? У него случилось прозрение? Он хотел скрыть свое сотрудничество с Лавалем? Или решил пока приспособиться под нового министра иностранных дел? В конце концов, до весенних выборов всем заправляло правительство Сарро.
В мирное время телеграммы пишутся кратко и понятно, однако Потемкин, присутствовавший на встрече с Леже, составил подробный отчет о разговоре. Леже пытался вилять на ситуацию, даже несмотря на нового министра иностранных дел. Из вступительного слова правительства в парламенте были удалены слова о сотрудничестве Парижа с Лондоном и Москвой, которое «является основным условием обеспечения мира на Европейском континенте». «По соображениям характера редакционного и отчасти тактического», — пояснил Леже. Разумеется, существовал только один возможный союзник, который позволил бы сравнять счет с нацистской Германией. Мог новый кабинет заявить об этом открыто во время кампании против пакта о взаимопомощи, которую запустила правая пресса? Очевидно, что нет. Тем не менее Леже утверждал, что новое правительство займется ратификацией «в самые ближайшие дни». Потемкин спросил, известно ли что-то в свете недельной задержки. Леже ответил, что он не знает. Снова увиливал или правительству просто нужно было собраться, чтобы вынести первый вотум доверия?
Стороны подняли другие темы. Литвинов спросил, ведет ли Франция переговоры с Германией. Нет, ответил Леже, за исключением вопроса о военно-воздушном пакте, который возник во время встречи в Лондоне в феврале 1935 года. Франция доверила британцам разговор с немецким правительством, но Гитлер отвечал уклончиво. Литвинов ответил, как обычно: «Гитлер не пойдет ни на какие соглашения, заключаемые в интересах общего мира, пока не убедится в твердой решимости Франции, Англии, СССР и других европейских государств противопоставить организованное сопротивление всяким попыткам нарушить этот мир. К сожалению, некоторые колебания, наблюдавшиеся среди участников известного плана организации коллективной безопасности, в частности, со стороны г[осподина] Лаваля, содействовали усилению обструкции со стороны гитлеровской Германии».
1236
Беседа с А. Леже. Выдержка из дневника В. П. Потемкина. 11 февраля 1936 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 16. П. 123. Д. 120. Л. 68–71.