Литвинов мог бы сказать то же самое, но в отчете Потемкина говорится, что эти слова произнес Фланден. Могло ли такое случиться? Франция на самом деле прозрела? Литвинов добавил, что лучше всего защитить мир и безопасность в Европе можно с помощью тесного сотрудничества между Францией, СССР и Великобританией. Конечно, так полагал не только нарком, это был ключ к сдерживанию нацистской Германии. Фланден дал интересный ответ. Он сказал, что трехстороннее сотрудничество нужно расширить и включить в него Италию. Литвинов тоже ответил интересно: «Я имел в виду лишь данное положение, когда Италия, к сожалению, фактически выбыла из строя европейских государств, могущих оказать реальную помощь в защите мира в Европе. Само собой разумеется, что при нормальных условиях участие Италии в организации коллективной безопасности в Европе представляется совершенно необходимым».
Затем разговор зашел о франко-советских отношениях. Тут нарком попросил кое-что разъяснить: «Вследствие известных колебаний, наблюдавшихся во внешней политике Лаваля, в СССР стали возникать и кристаллизироваться “изоляционистские” настроения. Так как вхождение в Лигу Наций со стороны СССР связывалось с расчетами при содействии Франции и ее друзей организовать систему коллективной безопасности и обеспечить мир, зигзаги французской внешней политики, имевшие место за последние 8–9 месяцев, вызывали в общественном мнении СССР серьезнейшие разочарование и опасения. Если бы указанная политика продолжалась, СССР вынужден был бы сделать из своего опыта сотрудничества с европейскими государствами самые неутешительные выводы».
Эти слова от Литвинова прозвучали как строгое предупреждение. По словам Потемкина, «Фланден ответил, что новое правительство приступает к своей деятельности с твердой решимостью осуществлять национальную политику Франции, тесно связанную с ее друзьями в Европе и направленную на сохранение мира. Ратификация франко-советского пакта, долженствующая произойти в ближайшее время, явится крупным шагом нового кабинета в указанном направлении». Обсуждение ратификации должно было начаться 11 февраля. Фланден сказал Лавалю, что «…он упорно стремился если не к договору, то к некоему окончательному соглашению с Германией». Литвинов пошутил: «окончательное» соглашение с Гитлером? Фланден улыбнулся и ответил, что и «сам сомневается в такой возможности».
Последней темой для обсуждения стала Польша. Фланден признал, что его «крайне разочаровывает» польская политика, но он надеется, что его близкий друг посол Ноэль в Варшаве сможет заставить поляков образумиться. Потемкин не записал комментарии Литвинова по этому поводу[1241]. Французская версия этого важного разговора сводится всего к нескольким абзацам, которые включены в большой отчет о различных встречах, проходивших в МИД в начале февраля[1242]. Фланден сказал много того, о чем французы не оставили записей. Похоже, что они с Литвиновым по важным вопросам в основном согласились. Судя по первым встречам, начало было положено.
Во франко-советских отношениях так бывало не раз. Может это уже во что-то перерасти? Представьте себе мощный автомобиль. Водитель заводит двигатель, но, как только он выжимает сцепление, двигатель глохнет. В тот день, когда Литвинов встречался с Фланденом, посол Ноэль прислал телеграмму, содержание которой не могло порадовать. Хотя Бек пытался скрыть свои взгляды, писал посол, «после каждой встречи с представителями гитлеровского государства Бек становился все больше расположеным к Германии, все больше убеждался в том, какое это мощное государство, какое у него будущее, и все больше восхищался режимом, который оно поддерживает. Одним словом, Бек считает, что надо делать ставку на Германию, как раз тогда, когда польская армия и общественность, обеспокоенные перевооружением и политическими действиями Рейха, стремятся сблизиться с Францией»[1243]. Читатели, возможно, помнят, что сказал полковник Ковалевский Виноградову в Бухаресте всего несколько месяцев назад. Это полностью соответствует анализу Ноэля.
Альфан встретился с Литвиновым после его возвращения из Парижа. По словам посла, нарком был очень доволен тем, как его принял Фланден. Это и понятно, судя по записям Потемкина. Если франко-советский пакт будет быстро ратифицирован, то тогда можно будет заключить румынско-советский пакт, и это «значительно изменит текущую дипломатическую ситуацию в мирную сторону ради общего блага»[1244]. Двигатель завелся и заглох. Оптимизм Литвинова скоро пошел на спад.
1241
Беседа М. М. Литвинова с П.-Э. Фланденом [2 февраля]. 11 февраля 1936 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 16. П. 123. Д. 120. Л. 57–63.
1242
Notes sur les conversations de Paris (30 janvier — 8 février 1936), secret, DDF, 2e, I, 221–227.