Через два дня Потемкин встретился с Поль-Бонкуром на приеме в Сорбонне. Они тихо разговаривали за столом и дошли до вопросов, которые затрагивал Фланден. Палата депутатов должна одобрить ратификацию подавляющим большинством. «Хорошо, если там выступит Эррио, — сказал Поль-Бонкур. — Лучше всего, если это выступление произойдет в последний день дебатов, перед самым голосованием. Страна прислушивается к голосу Эррио, верит в его бескорыстие и знает, что он около 15 лет остается неизменно верен идее франко-советского сотрудничества». Что касается Сената, тут Поль-Бонкур подтвердил слова Фландена: если дела пойдут хорошо в Палате депутатов, тогда Сенат вряд ли осмелится проголосовать против ратификации[1248]. Потемкин при помощи французских сторонников организовал серьезную лоббистскую кампанию в поддержку пакта. Теперь правительству осталось только сделать свою работу. Дебаты наконец начались 12 февраля. Тут же Шарль Ластейри, занимавший должность министра финансов при первом правительстве Пуанкаре в 1920-х годах, потребовал их остановить до того момента, пока советское правительство не заключит «справедливое соглашение» с французскими кредиторами.
По сути, Ластейри требовал приостановить дебаты на неопределенный срок. Он полагал, что СССР пакт о взаимопомощи нужен больше, чем Франции, и поэтому Москве придется заплатить за ратификацию. Не слишком хорошее начало дебатов, хотя нападки Ластейри были ожидаемы. Вмешался Фланден. Он хотел отделить вопрос о погашении царских долгов от вопроса французской национальной безопасности. Ответ был очевиден. Торрес делал доклад по этому законопроекту и первым выступил в защиту ратификации, обратив внимание на «ревизионизм» Германии, но не произнеся при этом слов «Германия» или «Гитлер». Из-за ревизионизма могла начаться новая мировая война. Это было в интересах обеих стран — СССР и Франции — защититься от установления нового мирового порядка, основанного на праве сильнейшего. Ластейри снова вмешался и потребовал остановить дебаты. Другие представители правых с сомнением относились к возможной помощи СССР Франции и боялись вероятных советских «империалистических» амбиций. Это было государство вне общего закона, другими словами, вне капиталистического порядка. По факту выступления против ратификации шли по тому плану, о котором говорил Фланден. Один правый депутат даже упомянул Брестский мир как пример предательства советским правительством Франции, хотя в тот период (март — апрель 1918 года) МИД противился политике сотрудничества с большевиками в борьбе с общим врагом — вильгельмовской Германией. Это была секретная информация, так как широкая общественность не должна была узнать о спорах во французском правительстве о том, друг ли или враг Советская Россия. Брестский мир был всегда хорошим аргументов французских правых в их нападках на СССР.
Началась вторая неделя дебатов. Слова Эррио о Франциске I и Сулеймане Великолепном всплыли прежде, чем сам Эррио смог их повторить. Правый депутат Ксавье Валла, будущий нацистский коллаборационист, антисемит и отъявленный подлец, работавший на правительство Виши после падения Франции, сам поднял этот вопрос, чтобы присвоить себе «реализм». «Кое-кто не упустит возможность, — заявил он, — кинуть мне в лицо историю о Франциске I и Сулеймане Великолепном, хотя во времена Франциска I у Сулеймана не было мусульманской политической партии во Франции, чьими намерениями было бы свержение монархии и замена Евангелия на Коран. В любом случае, тут нет особой разницы». Некоторые правые и даже центристы принялись аплодировать Валле. Наверно, это была бы смешная острота, если бы вопрос французской безопасности был всего лишь шуткой. В конце войны его посадили в тюрьму, но в отличие от Лаваля не расстреляли — повезло.
Пьер Теттенже, крайне правый депутат, присоединился к нападкам Валла. Теттенже тоже арестовали в конце войны за коллаборационизм и тоже не расстреляли. «Нам скажут, что мы — страна идеалов, страна, которая строила соборы, ходила в Крестовые походы, — заявил Теттенже. — Но идти в Крестовый поход против фашизма и за большевизм? Я не могу с этим согласиться. Это одна из многих причин, почему я не буду голосовать за ратификацию франко-советского пакта о взаимопомощи, поскольку СССР, кажется, намеревается превратить это соглашение, которое должно быть ограничено защитой мира, в инструмент войны, а потом и гражданской войны». Эти аргументы использовались с 1918 года против сотрудничества для борьбы с общим немецким врагом. Под «гражданской войной» подразумевалась, конечно, коммунистическая революция. Теттенже сделал последний залп: «Я сказал достаточно, господа, чтобы дать понять, что мы, с нашей стороны, не можем доверять пакту, который подпишет страна, организующая мировую революцию и решившая поставить деньги и солдат Франции на службу перевороту». Правые как будто готовились к коллаборационизму с нацистской Германией.
1248
Беседа с Ж. Поль-Бонкуром. Выдержка из дневника В. П. Потемкина. [10 февраля]. 11 февраля 1936 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 16. П. 123. Д. 120. Л. 78–79.