Многие западные историки на протяжении долгого времени (а сейчас еще чаще, чем раньше) утверждают, что Сталин, несмотря на все его заверения, оставался безжалостным лжецом и бессовестным большевиком, помешанным на идеях мировой революции, а советские предложения о сотрудничестве против нацистской Германии были обманом, военной хитростью и так далее. Вы уже слышали все эти аргументы. Можем мы просто предположить, что у Запада были честные убеждения, а у СССР нет? Конечно, Запад не был един: не все отказывались от предложений СССР. Черчилль, Ванситтарт, Мандель, Поль-Бонкур, Кот, Титулеску и другие были готовы к сотрудничеству. Они говорили: у нас нет выбора, придется забыть о разногласиях, это единственный путь к безопасности и защите от нацистской Германии. Без СССР они не могли и надеяться на победу. По мнению некоторых историков, западные правящие элиты были неспособны понять истинные мотивы СССР, то есть коммунистов, однако некоторым это удалось. Когда мы говорим, что была альтернатива капитуляции Гитлеру, это не значит, что мы рассуждаем задним умом. Существует масса свидетельств, из которых напрашивается ровно один вывод: западный взгляд на советскую внешнюю политику, представленный авторами от Адама Улама до Шона Макмикина, оказывается не совсем корректен в рамках более широкого контекста, который вытекает из анализа огромного массива российских архивных данных. У Улама и его современников не было к ним доступа, а Макмикин просмотрел документы лишь поверхностно и исказил факты в свою пользу.
Рейнский кризис стал развязкой череды мрачных событий в Европе. Мрачными они были для тех, кто пытался вместе с СССР выстроить коллективную безопасность для борьбы с нацистской Германией. Весной состоялись парламентские выборы во Франции. Как вы помните, на фоне беспорядков на площади Согласия в феврале 1934 года французские левые и левоцентристские силы объединились против, как они полагали, фашистской угрозы внутри страны. Некоторые утверждали, что этот хаос был неудавшимся фашистским переворотом. Вначале союз сформировали коммунисты и социалисты, а потом к ним через год присоединились радикал-социалисты, и они все вместе сформировали предвыборную коалицию — Народный фронт — для борьбы на выборах весной 1936 года. Правые и правоцентристы испугались. Произошел раскол. Рикошетом ударивший, как видят читатели, по франко-советским отношениям. В то же время после длительных переговоров в Лондоне на тему того, что делать с вермахтом в Рейнской области, в Москву вернулся Литвинов. В разговоре с французским послом Альфаном он пытался держаться невозмутимо: все нормально, франко-советский пакт ратифицировали, лучше такой пакт, чем никакой. Переговоры в Лондоне прошли нормально, хотя тут Литвинов приукрасил[1293]. СССР все еще придерживался политики коллективной безопасности, и поэтому будь что будет, но Францию нужно было сохранить. Скрипучую французскую «опору» необходимо было заменить на что-то из более качественной стали.
С Майским Литвинов был более откровенен. Если уступить Гитлеру, то он только потребует еще больше. Что нужно сделать, чтобы его остановить? В Париже обсуждали какие-то безумные предложения, вроде того, что следует наложить «частичные санкции» на Германию, что лишь свидетельствует о том, в каком отчаянии были те, кто хотел сдержать нацистскую угрозу и добиться мира, но не понимал, как это сделать. Трудно было смириться с тем фактом, что единственной реалистичной политикой, которая могла бы остановить Гитлера, был крепко сжатый кулак[1294]. Некоторые видели это четко, а другие отказывались видеть. Они не понимали, кто на самом деле их главный враг. Некоторые британские консерваторы не видели врага вовсе, а кто-то был абсолютно уверен, что это СССР. Французский посол Франсуа-Понсе написал мрачный отчет, в котором описал реакцию британцев в Берлине на ввод вермахта в Рейнскую область. Один из секретарей посла Фиппса полагал (Франсуа-Понсе узнал это из надежного источника), что «англичане должны радоваться немецкому перевооружению, “потому что однажды им понадобятся немецкие солдаты для борьбы с Россией”»[1295]. Понятно, что это был всего лишь какой-то служащий, однако кроме него подобных взглядов придерживались многие официальные лица и политики. О том же говорил Франсуа-Понсе, и это подтверждается французскими отчетами из Лондона.
Конечно, британская германофилия тоже принимала разные формы. Так, например, премьер-министр Британии Стэнли Болдуин не видел смысла подталкивать Германию к новой войне, поскольку «вероятно, это закончится лишь тем, что Германия станет большевистской»[1296]. Ванситтарт утратил влияние в МИД. Он сказал Майскому, что его взгляды не изменились, но сам он оказался в несколько более «сложном положении». Ванситтарт надеялся, что «все переменится к лучшему», надо только подождать[1297]. Однако его прогнозы не оправдались.
1294
М. М. Литвинов — И. М. Майскому. 19 апреля 1936 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 16. П. 117. Д. 26. Л. 11–13; М. М. Литвинов — И. М. Майскому. 4 мая 1936 г. // Там же. Л. 4–6.
1296
1297
М. М. Майский — в НКИД. 9 апреля 1936 г. // АВПРФ. Ф. 059. Оп. 1. П. 220. Д. 1582, Л. 177–178, опубл.: Вторая мировая война в архивных документах. 1936 г. URL: https://www.prlib.ru/item/1296905 (дата обращения: 12.12.2023).