Литвинов ненавидел западных посредников и скептически относился к деятельности Поупа. «Я лично думаю, что Поупу не следует устраивать свидания ни до, ни после 10 ноября. Он достаточно разоблачен уже как Хлестаков, стремящийся при нашей помощи создать себе рекламу в Соединенных Штатах без всякой пользы для нас. Его разговоры… приносят больше вреда, чем пользы. Я отнюдь не рекомендую отталкивать Поупа, но, выслушивая его рассказы, не следует ему давать никаких поручений и сведений и никаких свиданий ему не устраивать»[123]. Так считал Литвинов, но не Политбюро, которое организовало встречи с Поупом, гостеприимно его встретило и передало информацию в Вашингтон. Когда Литвинов говорил о своем личном мнении, он имел в виду именно свое мнение, а не политику Политбюро.
Наверно, интересно было бы узнать, затормозило ли создание фильма «Черное и белое», а также расистские высказывания Купера кампанию по признанию СССР. Но расистом был не только Купер. Когда Стимсон назвал темнокожих американцев, которые поехали в Москву, праздношатающимися «выродками», это было ничуть не лучше, чем слова Купера о неграх — насильниках белых женщин, заслуживающих линчевания. Читатель может себе представить, как Купер употребляет словечко и покрепче. Он родился в Миннесоте, а Стимсон — в Нью-Йорке. Они не были бедняками с юга. Но так обстояли дела в США в 1930-х годах. Расизм был повсюду. Вернувшись в США в конце осени, Купер направился на встречу с Богдановым. Он снова завел разговор о «негритянском фильме», но уже не позволял себе расистские и грубые высказывания, как во время визита в Москву. Купер сообщил Богданову, что он попросил Молотова остановить съемки, но, так как удовлетворительный ответ не предвиделся, он выдвинул ультиматум. Либо съемки прекращаются, либо он уезжает из СССР и прекращает там дальнейшую работу. Он пояснил Богданову, что власти пообещали выполнить его условия и он думает, что дело закрыто. Но, видимо, советские чиновники считали иначе, так как, пока он оставался в Москве, ему оказывали холодный прием. Куперу предложили еще один договор генерального подряда, но он затребовал в два раза больше денег, чем было предусмотрено, и отказывался снизить цену. В результате Госплан остановил переговоры[124]. Купер запятнал свою репутацию.
Президент Рузвельт и начало с чистого листа
10 ноября 1932 года Франклина Рузвельта избрали президентом США. По словам Богданова, избрание Рузвельта значило, что можно начать отношения с чистого листа. Хотя будущий президент не говорил ничего про СССР во время избирательной кампании, в частных разговорах с разными людьми, содержание которых доходило до Богданова, он предполагал, что новое правительство пересмотрит «вопрос СССР». Поскольку Рузвельт строил свою кампанию на решении экономических проблем, то, скорее всего, в первую очередь он должен был заняться советско-американской торговлей и поставить ее на службу американским интересам. Богданов понимал, что Рузвельт — это не Гувер. Он шире мыслил и не испытывал, как Гувер, ненависти к СССР. Так оно и было.
Много было разговоров о том, что же будет дальше, и упоминались обычные вопросы: долги, «пропаганда», Япония, Китай, сложности на Дальнем Востоке. Американские журналисты в Европе свободно давали рекомендации советским дипломатам. «Рузвельт не сказал ни да, ни нет, — высказал свое мнение один из них в Варшаве. — Он свободен». Советское правительство должно оказать ему помощь, так как он находится под давлением «реакционных элементов». Другой американский журналист в Лондоне утверждал, что разворот в сторону СССР однозначно произошел еще до того, как Рузвельт занял свою должность. Министерство обороны было не против восстановить дипломатические отношения, в отличие от Госдепартамента. Все терялись в догадках, как поступит Рузвельт, но одно было понятно наверняка: он не будет придерживаться антисоветской политики, как Гувер. Он не питал личной неприязни к СССР, но и не планировал никакой конкретной политики. Что касается «советского вопроса», Рузвельт был готов начать с чистого листа. В следующие несколько месяцев станет понятно, что будет[125].
124
В. И. Межлаук — И. В. Сталину. 7 октября 1932 г.; П. А. Богданов — В. И. Межлауку. 2 ноября 1932 г. // Москва — Вашингтон. Т. II. С. 540–541, 550–553. См. также:
125
Выписка из дневника советника полпредства СССР в Польше Б. Г. Подольского о беседе с американским журналистом Э. Маурером о перспективах признания СССР со стороны США. 1932 г.; Из записи беседы полномочного представителя СССР в Великобритании И. М. Майского с корреспондентом агентства «Юнайтед пресс» в Берлине Ф. Ку по вопросам советско-американских отношений. 15 декабря 1932 г. // САО. Годы непризнания, 1927–1933. С. 650–651, 656–658.