Овий предложил встретиться с Майским, чтобы он помог сделать финальный рывок. Наверно, Литвинов подумал о том же. НКИД не верил, что посол верно передаст слова Литвинова в Лондоне, и поэтому Крестинский велел Майскому, который занимал должность всего несколько месяцев, сказать британскому МИД, что его тактика работает против него и «может только повредить делу». Он повторил то, что Литвинов сказал Овию.
Суть ответа Майского была в следующем: ни одно суверенное правительство не может прекращать следствие и освобождать арестованных по обвинению в совершении преступления иностранцев, только потому, что иностранное правительство заявляет о своей уверенности в невиновности арестованных, или потому, что это иностранное правительство требует освобождения своих подданных. Удовлетворение требования англичан обозначало бы признание нами капитуляционного режима, на что мы, конечно, не пойдем и для чего, как не может не понимать англ[ийское] правительство, нет никаких оснований в нынешней политической обстановке».
Крестинский предоставил Майскому дальнейшую информацию об этом деле и объяснил, как дальше общаться с британской стороной, чтобы держаться того же курса, что выбрал Литвинов. «Мы отдаем себе отчет, — писал Крестинский, — что это дело испортит на известное время наши отношения с англ[ийским] пра[вительством], но мы тем не менее не можем под давлением иностранного правительства прекращать следствие и освобождать лиц, относительно виновности которых имеются серьезные данные»[196].
НКИД считал, что Овий слишком много берет на себя, но до 19 марта он следовал инструкциям Ванситтарта. После встречи с Литвиновым Овий отправил свои рекомендации в Лондон, в которых пояснил, как добиться освобождения заключенных, и посоветовал пригрозить разрывом дипломатических отношений, если больше ничего не сработает. Кольер и Олифант были против. Кольер считал, что советской стороне важнее бизнес, чем дипломатические отношения. «Мне кажется, сэр Э. Овий заходит слишком далеко и двигается слишком быстро», — писал Ванситтарт в протоколе. Он был против отзыва послов и разрыва дипломатических отношений[197]. Однако Овий не успокаивался и продолжал на этом настаивать. Он полагал, что таким способом можно заставить СССР сдаться, но тут он сильно ошибался. Овий неправильно понял подаваемые ему сигналы. «Враг готов полностью сдасться, — сообщил он Ванситтарту. — Они должны где-то уступить. Чем скорее, тем лучше»[198]. Овий не готов был идти на попятную и отправил еще одну телеграмму, в которой рекомендовал разрыв дипломатических отношений, если арестованных из «Метро-Виккерс» не освободят. Заместитель юрисконсульта британского МИД Фицморис считал, что Овий зашел слишком далеко: «Нам уже задают вопросы о том, почему мы не предпринимаем подобных действий в отношений британских подданных, арестованных в Германии, и, хотя эти дела не совсем аналогичны, все равно возникает неловкая ситуация». Начальник Фицмориса также рекомендовал соблюдать осторожность. А что, если, спросил он, страны поменяются ролями и советское правительство выдвинет похожие требования Лондону?[199] Овий перестал названивать Рубинину, а вместо этого снова попросил о встрече Литвинова. Он получил указания от Ванситтарта, как давить на СССР, в которых исключался разрыв дипломатических отношений. Овий должен был сказать, что в парламенте скоро рассмотрят законопроект, который дает правительству полномочия наложить эмбарго на советскую торговлю[200].
28 марта, через 17 дней после арестов, Овий снова встретился с Литвиновым. Встреча прошла быстро и плохо. Овий спросил, есть ли новости. «О чем?» — шутки ради уточнил Литвинов, прекрасно понимая, о чем его спрашивают. Он серьезно разозлился и обрушил всю свою язвительность на Овия. Посол попытался проинформировать наркома о законопроекте, который будет рассмотрен парламентом, но Литвинов его перебил. «Я выразил удивление, — писал он в дневнике, — что английское правительство любезно считает нужным знакомить меня со своими законопроектами до внесения их в парламент». Овий достал из кармана лист бумаги и начал зачитывать угрозу наложить экономическое эмбарго на СССР, если немедленно не будут освобождены заключенные из «Метро-Виккерс». Литвинов прервал его на полуслове. Ему уже порядком надоели английские угрозы. «Я остановил Овия, сказав, что я могу сберечь ему время и сразу могу заявить, что, по мнению прокуратуры, процесс будет иметь место и что этот процесс ни в коем случае не будет приостановлен, что бы мне ни заявлял английский посол, и что если то, что Овий хочет мне прочитать, имеет целью повлиять на наше решение, то я не вижу надобности выслушивать это сообщение, ибо оно никакого влияние на мое правительство не окажет».
196
Н. Н. Крестинский — И. М. Майскому. 19 марта 1933 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 13. П. 91. Д. 24. Л. 34–35.
197
Collier’s minute. 20 March 1933; Oliphant and Vansittart. 21 March 1933. N1850/1610/38, TNA FO 371 17265; Memorandum by Sir R. Vansittart for the Cabinet. 21 March 1933. N1951G/1610/38, ibid.
199
Fitsmaurice’s minute. 24 March 1933. N2028/1610/38, TNA FO 371 17266; Memorandum by S. W. E. Beckett, legal advisor. N2082/1610/38, ibid.