Это было разумно. Карахан рекомендовал проинформировать британскую прессу о деятельности Овия, а лучше — лейбористов, которые симпатизируют СССР и могут устроить скандал в парламенте. «Мне кажется, — написал Карахан, — надо действовать в этом направлении и немедленно»[206].
Учитывая, что раньше Литвинов и Карахан были соперниками, нарком мог бы не оценить совет своего заместителя, хотя он, наверно, согласился бы с оценкой Овия — этакого британского Эрбетта, хотя не настолько стойкого. Через несколько дней Крестинский отправил Майскому неприглядную оценку Овия, назвав его смутьяном, который разжигает вражду после своего возвращения в Лондон: «Он очень самолюбив, очень упрям и злопамятен. Кроме того, он чванный, спесивый человек, желающий проводить политику сильной руки и не сумевший до сих пор за все три года понять, что по отношению к нам этой политики применять нельзя. Вначале он, может быть, сам надеялся, что при помощи бурного нажима удастся заставить нас отступить, освободить англичан, не передавая дела в суд. Потом он понял, что этого не будет, но свое правительство он сознательно информировал в том духе, что если на нас нажимать, то мы уступим. Этим он толкал и толкает англ[ийское] пра[вительство] на такие шаги, которые в своем логическом развитии, по его мнению, приведут к разрыву сначала торговых, а потом и дипломатических отношений. К этому он теперь стремится, это он рассматривал бы сейчас как свою победу, как свой реванш»[207].
НКИД читал телеграммы Овия или просто догадывался? Или же информация поступала «из разных источников», как сказал Карахан? Крестинский дал правильную оценку стратегии посла, изложенной в телеграммах в Лондон. Литвинов согласился с советом Карахана и подтвердил это в разговоре с молодым британским журналистом Гаретом Джонсом: «Овий был слишком бестактным и агрессивным. Он напрашивался на ссору, а его целью был разрыв дипломатических отношении… Мы не готовы принять его агрессию и бестактность. Это очень неудачный представитель»[208]. Литвинов сказал такое британскому журналисту, потому что хотел, чтобы все узнали, что он думает об Овие.
Овия отозвали. Что теперь?
Что касается англо-советских отношении, в начале апреля Литвинов был настроен пессимистично. Прочитав обвинительные заключения, он написал Маискому: «Знакомство с обвинительным актом заставляет меня опасаться довольно сурового приговора в отношении некоторых [обвиняемых. — М. К.] англичан». Торговля и торговые переговоры с британцами будут заморожены. Будут ли разорваны дипломатические отношения? «Трудно гадать относительно перспектив наших отношении с Англиеи. Я, однако, склонен думать, что, сколько бы ни старался Овии в Лондоне, заручившись содеиствием твердолобых, англ[ииское] пра[вительство] на полныи разрыв отношении не поидет, причем не последнюю роль будет играть забота его о судьбе осужденных англичан. Возможно введение эмбарго на наш импорт и более или менее длительная заминка в наших торговых отношениях». Литвинов не думал, что Овии вернется в Москву. Для британцев это была такая форма «наказания». Литвинов полагал, что на самом деле все к лучшему: «По существу же наши отношения с Англией только выиграют от отсутствия Овия в Москве». Возможно, МИД Великобритании потребует отозвать Майского, но, скорее всего, этим все и ограничится[209].
206
Л. М. Карахан — М. М. Литвинову. 30 марта 1933 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 13. П. 91. Д. 24. Л. 81. Копии были переданы И. В. Сталину и В. М. Молотову.
207
Н. Н. Крестинский — М. М. Майскому. 4 апреля 1933 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 13. П. 91. Д. 24. Л. 94–97.
208
209
М. М. Литвинов — И. М. Майскому. 4 апреля 1933 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 13. П. 91. Д. 22. Л. 100–102.