В отчете Крестинскому Майский написал, что британская пресса пребывала в смятении. «Пресса с первого же момента арестов начала совершенно бешеную кампанию. Я видал на своем веку не одну антисоветскую кампанию в печати и не в одной стране, но кампания, развернувшаяся между 12 и 20 марта, превзошла все, что мне до сих пор было известно. Во-первых, она развивалась с молниеносной быстротой, а во-вторых, она охватила решительно всю прессу, за исключением коммунистической». Правое крыло «Дейли мейл» объединилось с «Манчестер гардиан». Макдональд и Саймон находились за границей, и их заменял Болдуин, поэтому правительство легко поддавалось давлению «крепкого» крыла Консервативной партии. Как писал Майский, именно этим объясняется «неосмотрительное» заявление Болдуина в Палате общин 15 марта. 16–17 марта ситуация обострилась до предела, и «нажим твердолобых и прессы создал в кабинете такое положение, что ряд его членов ([лорд] Хейлшем, [Дж. Г.] Томас и др.) стали открыто ставить вопрос о разрыве с нами экономических и даже дипломатических отношений». И только официальное сообщение в ТАСС о встрече Литвинова с Овием 16 марта слегка отрезвило британскую общественность.
Майский также писал об Овие и его роли в кризисе. «У вас, в Москве, по-видимому, существует представление, что Овий по всем спорным вопросам всегда занимает более непримиримую позицию, чем его лондонское начальство. Мне кажется, что это не совсем так… Одно из двух, — или Овий полностью отражает точку зрения Форин-офиса, или же Форин-офис слишком легко поддается убеждениям Овия». На самом деле у Майского сложилось впечатление, что британский МИД занял «бескомпромиссную позицию». Возможно, это было действительно так на первом этапе, но если мы говорим про 21 марта, то в это время Ванситтарт уже пытался замедлить движение к дипломатическому разрыву. То есть Майский был прав, по крайней мере, если говорить про первые дни кризиса. Он предупреждал, что британский Кабинет министров может ввести торговое эмбарго. Майский полагал, что советскому правительству нужно стоять на своем в принципиальных вопросах, которые касаются суверенитета страны, но можно пойти на уступки в том, что не задевает суверенные права СССР, например, в вопросе залога. «Такое маневрирование несомненно укрепляло бы в правительстве более умеренное крыло и вместе с тем давало бы меньше материала для антисоветской демагогии в печати»[215].
Из своего «английского окошка», как он его назвал, Майский отправил «в виде частного письма для Вас лично» депешу Литвинову, позволив себе предложить пути выхода из кризиса, которые будут «с минимумом неприятностей для нас». Хотя он откровенно написал, что не стоит себя обманывать, это дело оставит «серьезный след в советско-английских отношениях» в будущем. Поэтому Москве надо завершить судебный процесс как можно быстрее, без промедлений. «Ибо раз хирургическая операция неизбежна, то лучше ее сделать скорее, чтобы раньше мог начаться после операции процесс постепенного заживления раны». Но важно, чтобы судили инженеров «Метро-Виккерс», а не саму компанию. Как сказал директор компании сэр Феликс Поул, «Метро-Виккерс» хотела бы продолжить работу в СССР, «в крайнем случае, готов был бы примириться на признании виновности тех или иных индивидуальных служащих компании». Если суд задастся целью обвинить компанию, то тогда она, чтобы защититься, будет, само собой, выступать против советского правительства. «Это очень серьезная вещь», — добавил Майский. Доказательства должны быть убедительными, и если будут вынесены обвинительные приговоры, то наказание не должно быть суровым. Он также выдвинул и другие предложения, как можно успокоить британское общественное мнение и выйти из кризиса[216]. Литвинов передал письмо Майского Сталину, осторожно его дополнив. Он считал, что Майский порой «слишком оптимистичен», но однозначно согласился с ним по ключевым вопросам выхода из кризиса с минимальными потерями[217]. Он также рекомендовал дать визы британским корреспондентам. Поскольку Майскому задавали вопросы, нужно было принять решение, и Литвинов спросил Сталина, будут ли они допускать журналистов и в каком количестве: «Коллегия НКИД, обсудив этот вопрос, пришла к заключению, что, поскольку мы говорим о гласности процесса и о наличии серьезного обвинительного материала, который должен убедить всех беспристрастных людей в виновности подсудимых, огульный отказ был бы неправильно истолкован». Время суда приближалось, поэтому решение необходимо было принять как можно быстрее[218].
215
М. М. Майский — Н. Н. Крестинскому. 24 марта 1933 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 13. П. 91. Д. 24. 52–59.
216
М. М. Майский — Н. Н. Крестинскому. 24 марта 1933 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 13. П. 91. Д. 24. Л. 85–88.
217
М. М. Литвинов — И. В. Сталину. 31 марта 1933 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 13. П. 91. Д. 24. Л. 146.
218
М. М. Литвинов — И. В. Сталину. 2 апреля 1933 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 13. П. 94. Д. 78. Л. 50.