«Хочу лишь добавить, что мы в Мск [Москве] не имели никакого представления о влиянии дела “Метро-Виккерс” на общественное мнение Англии. В этом отношении мы вернулись здесь ко времени, предшествовавшему возобновлению отношений. Англичане из воксовских организаций заявляют, что вся их работа за эти годы пошла насмарку. Полпредство находится в состоянии полубойкота.
Оскорбления наносятся на каждом шагу. При всех стремлениях англичан оказывать всяческое внимание нашей делегации было немало и неприятных моментов нашего общения с ними. Наши враги работают вовсю, используя благоприятное настроение, а промышленники мало активны и беспомощны перед лицом крупных политических интриг. Даже “друзья” не понимают нашей нынешней позиции в конфликте и обвиняют нас в преувеличении вопросов престижа. “Наше правительство наделало много глупостей, но оно уже ангажировалось и отрезало себе путь к отступлению. Вы должны быть умнее и вывести нас из тупика” — вот к чему сводятся их рассуждения»[256].
Решение
С учетом происходящего и чтобы не затягивать кризис, Литвинов изменил свое мнение и попросил Москву одобрить измененное «минимальное» предложение британцам[257]. Он сообщил Сталину, что Саймон пригласил его в МИД. Насколько Литвинову было известно, британцы хотели снять эмбарго одновременно с освобождением заключенных. Поэтому Литвинов решил изменить границы дозволенного, но не сильно. Он хотел предложить британскому правительству снять эмбарго и разрешить возобновление торговли на неделю, а в это время советское правительство аккуратно амнистирует и депортирует сотрудников «Метро-Виккерс». В качестве следующей максимальной уступки советское правительство или НКИД могли бы обещать поддержать амнистию после снятия эмбарго. В любом случае Литвинов просил Сталина уполномочить его разрешить спор[258]. Литвинов изменил свою позицию, но не сильно. Удивительно, что, по его мнению, британское правительство могло принять такое предложение. В любом случае Липер дал ему верную оценку. Литвинов не был мягким мечтателем, влюбленным в Запад.
Первая встреча Саймона и Литвинова состоялась 26 июня. Литвинов попытался сделать предложение, но Саймон, само собой, ему отказал. Или стороны одновременно идут на уступки, или сделки не будет, а эмбарго продлят дальше. На этом они остановились. Литвинов попросил дать ему время на раздумье, а затем он сам скажет, когда назначить следующую встречу. Нарком сразу же написал в Москву и попросил дать ему указания. Вряд ли британцы согласятся вначале снять эмбарго, и вряд ли Саймон сделает еще какие-то предложения. Поэтому Литвинов считал, что нужно согласиться на вариант Саймона, то есть одновременно пойти на уступки: снять эмбарго и отменить советские контрмеры и в тот же день смягчить наказание двум инженерам «Метро-Виккерс». Единственная особенность была в том, что вначале отменят эмбарго и контрмеры, а потом в течение того же дня смягчат наказание. Ответ из Москвы пришел быстро: «…в качестве крайней и последней уступки». Сталин согласился с рекомендациями Литвинова[259]. На той неделе Саймон и нарком встречались еще три раза, и один раз британский министр встретился с Майским, чтобы обсудить детали и убедиться, что каждая сторона с уважением отнесется к взятым на себя обязательствам[260]. Таким образом на выходных удалось достигнуть договоренностей, и вечером 1 июля арестованных освободили. Через два дня они пересекли границу с Польшей.
Английский аристократ и большевик польского происхождения наконец смогли достаточно доверять друг другу, чтобы достигнуть договоренностей, а также реализовать их без сучка и задоринки. Что изменилось и заставило стороны так быстро договориться и закончить конфликт? С британской стороны бизнес давил на правительство и требовал найти такое решение, чтобы не останавливать торговлю с СССР. МИД был не единственной заинтересованной стороной. Министерство торговли и Ренсимен также искали решение. О том, насколько сильное было лобби со стороны бизнеса, стало известно из разговора, о котором сообщил Майский. В нем участвовал торгпред Александр Владимирович Озерский и Ф. Х. Никсон из Департамента гарантирования экспортных кредитов. Никсон, видимо, под влиянием алкоголя, стал рассказывать про «Метро-Виккерс», сообщив, что «во время конфликта и в особенности после [введения. — М. К.] эмбарго МИД все время пытался разорвать дипломатические отношения с СССР».
«Он встречал, однако, сильное сопротивление со стороны Министерства торговли, а также некоторых других членов правительства. Кроме того, для британского кабинета было крайне неудобно разрывать отношения с СССР как раз накануне созыва всемирной экономической конференции. Когда последняя собралась, Министерство торговли стало настаивать на необходимости использования пребывания т[оварища] Литвинова в Лондоне для ликвидации конфликта. Форин-офис отчаянно сопротивлялся. Тогда Колвилл (глава Департамента заморской торговли) в весьма решительной форме поставил вопрос о снятии эмбарго перед Ренсименом (министр торговли). Ренсимен поддержал Колвилла. Вместе они отправились к Макдональду и устроили ему грандиозный скандал. Макдональд вызвал к себе Саймона и предложил ему начать переговоры с т[оварищем] Литвиновым».
256
М. М. Литвинов — Н. Н. Крестинскому. 24 июня 1933 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 13. П. 91. Д. 20. Л. 6–8.
258
М. М. Литвинов — И. В. Сталину. 24 июня 1933 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 13. П. 91. Д. 20. Л. 9-13. Копии были переданы В. М. Молотову и Н. Н. Крестинскому.
259
Simon to Strang. No. 381. 26 June 1933. N4842/5/38, TNA FO 371 17241; М. М. Литвинов — в НКИД (для И. В. Сталина и В. М. Молотова). 26 июня 1933 г. // ДВП. Т. XVI. С. 366–368; Н. Н. Крестинский — М. М. Литвинову. 27 июня 1933 г. // Там же. С. 372–373.
260
Simon to Strang. Nos. 382, 387, 388. 28, 30 June & 1 July 1933. N4842/4930/4931/ 5/38, TNA 371 17241.