По словам Никсона, только тогда Саймон наконец пригласил Литвинова в МИД и предложил обсудить разрешение конфликта в присутствии Колвилла, который будет играть роль политического комиссара и проследит за тем, чтобы все шло как надо. Майский был уверен, что эта информация соответствует действительности, так как она совпадала с тем, что ему удалось выяснить во время кризиса[261]. Читателям нужно сказать спасибо Никсону, который разболтался под воздействием алкоголя, а также Майскому, который это все записал.
Что касается СССР, то Литвинова очевидно беспокоила угроза, надвигавшаяся со стороны нацистов. Он говорил об этом в своих письмах Крестинскому и Сталину. «С Германией, очевидно, ладить не удастся, — писал Литвинов Крестинскому. — Надо поэтому искать опору, где только возможно». А это означало, что нужно было уладить дело «Метро-Виккерс», которое, с точки зрения наркома, никогда не стоило серьезной ссоры. В письме Сталину Литвинов упомянул так называемый меморандум Альфреда Гугенберга, в котором говорилось о расширении Германии на восток, и рекомендовал укрепить связи с Францией[262]. Британский МИД уловил изменения в советской политике. Их трудно было не заметить. Журналист Карл Радек опубликовал статьи, которые привлекли внимание МИД Великобритании[263]. Штейгер, таинственный советский информатор в Москве, упомянул в разговоре со Стрэнгом речь Гугенберга в Лондоне и сказал, что «она определенно дала импульс в пользу урегулирования» конфликта «Метро-Виккерс». «Кажется, все свидетельствует о том, — писал Кольер, — что советское правительство настолько занято угрозой, исходящей от Гитлера, что не будет ссориться ни с кем больше, пока она не исчезнет». Хотя Литвинов не мог сообщить об этом в своих депешах из Лондона, Штейгер намекнул: «В рядах части стоящих у власти сил наблюдается заметное желание установить спокойные и стабильные отношения с… [Великобританией. — М. К.]»[264]. Чиновникам МИД не приходило в голову (во всяком случае в рамках дела «Метро-Виккерс»), что Великобритании тоже следовало бы «заняться», как писал Кольер, «угрозой, исходящей от Гитлера».
Тем не менее британский МИД, несомненно, был заинтересован в урегулировании англо-советских отношений. Когда после освобождения арестованных Кольер попытался снова устроить противостояние, никто его не поддержал. «Я твердо уверен, — писал Олифант, — что нам следует потушить догорающие угли и не превращать их снова в пламя». Когда Кольер спросил про гранки третьей Белой книги, Олифант и Ванситтарт выступили против публикации. По словам Олифанта, это было все равно, что «сыпать песок в оборудование». Ванситтарт считал, что оставшиеся два инженера «Метро-Виккерс» больше не заслуживают их внимания. «Эти люди могут нам поведать только о своем эгоизме и трусости. Они были невиновны, но на них едва надавили, и они тут же сдались, спасая (как они думали) свою шкуру и не подумав о товарищах. Я был удивлен, когда узнал, насколько небольшим было давление, — я полагал, что оно будет намного больше. Мы поступили правильно и добились значительного успеха, но мы сделали это ради никчемных людей, и я не считаю, что нам нужно дальше затягивать это дело, которое достигло кульминации, когда они уехали из России»[265]. Пришло время двигаться дальше, хотя бы к тому, что маячило на горизонте.
Дело «Метро-Виккерс» представляет собой хороший пример того, как урегулировались ссоры СССР с Западом. Также оно показывает, что решения внутри советского руководства относительно отношений с другими странами не всегда принимались без участия НКИД. Ситуация становилась опасной, и в Москве наконец осознали нацистскую угрозу и необходимость искать союзников на Западе. В июне Литвинов точно распознал ее и предупредил Сталина. Необходимо было наладить правильные отношения с Великобританией, и два британских инженера не стоили того, чтобы поднимать из-за них такой шум, с учетом растущей нестабильности в Европе. В результате из-за дела «Метро-Виккерс» СССР был вынужден на год приостановить попытки добиться сближения с Великобританией. Теперь всем нужно было остыть, а советской дипломатии — обратить внимание на другие страны.
261
И. М. Майский — Н. Н. Крестинскому. 24 мая 1934 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 14. П. 97. Д. 18. Л. 105–109.
262
М. М. Литвинов — Н. Н. Крестинскому. 24 июня 1933 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 13. П. 91. Д. 20. Л. 6–8; М. М. Литвинов — И. В. Сталину. 24 июня 1933 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 13. П. 91. Д. 20. Л. 6-13. Копии были переданы В. М. Молотову, Н. Н. Крестинскому.
263
Strang. No. 287. 23 May 1933; Collier’s minute. 31 May 1933. N4046/748/38, TNA FO 371 17261.
264
Strang to Simon. No. 410, confidential. 25 July 1933; Collier’s minute. 26 July 1933. N5526/1610/38, TNA FO 371 17273.