Когда во время взаимодействия проецируемое индивидом Я испытывает угрозу, он может хладнокровно подавить все признаки стыда и смущения. Ни волнение, ни старания скрыть, что оно замечено, не мешают гладкому течению встречи; участники могут действовать так, словно инцидента не было.
Однако, когда ситуация спасена, может быть утеряно что-то важное. Демонстрируя смущение, когда он не может быть ни одним, ни другим Я, индивид оставляет открытой возможность того, что в будущем он эффективно может быть любым из них[83]. Жертвуя своей ролью в текущем взаимодействии и, возможно, даже самой встречей, он демонстрирует, что, хотя сейчас не может представить прочное и связное Я, он, по крайней мере, обеспокоен этим фактом и в состоянии доказать свою достойность в другой раз. Тогда смущение — не иррациональный импульс, врывающийся в социально предписанное поведение, а часть самого этого упорядоченного поведения. Волнение — крайний пример этого возможного класса поступков, которые обычно вполне спонтанны и, однако, не менее требуемы и обязательны, чем поступки, выполняемые осознанно.
За конфликтом идентичности лежит более фундаментальный конфликт — конфликт организационного принципа, так как Я во многих отношениях состоит просто в приложении законных организационных принципов к Я человека. Человек строит свою идентичность из требований, которые, если они отвергаются, дают ему право чувствовать себя праведно негодующим. За претензиями ученика на полное участие в использовании определенных возможностей, предоставляемых предприятием, стоит организационный принцип: все члены учреждения равны в определенных отношениях именно в качестве членов организации. За претензией специалиста на подобающее ему финансовое признание стоит принцип, что тип работы, а не просто работа, определяет статус. Неловкость ученика и специалиста, когда они одновременно подходят к автомату с кока-колой, выражает несовместимость организационных принципов[84].
Принципы организации любой социальной системы легко вступают в конфликт в определенных точках. Вместо того чтобы позволить конфликту проявиться в контакте, индивид ставит себя между противоположными принципами. Он временно жертвует своей идентичностью, а иногда контактом, но принципы сохраняются. Человек может занять позицию между противоположными допущениями, тем самым мешая прямому трению между ними, или может почти разрываться на части для того, чтобы мало связанные между собой принципы могли действовать одновременно. Социальная структура приобретает эластичность; индивид просто теряет самообладание.
Отчуждение от взаимодействия
Участвуя в разговоре с другими, индивид в нашем англо-американском обществе может спонтанно втянуться в него. Он может бездумно и импульсивно погрузиться в беседу и оказаться захвачен ею, забывая о других вещах, в том числе о самом себе. Независимо от того, является ли его участие в беседе интенсивным и нелегко разрушаемым или, напротив, слабым и легко нарушаемым, тема беседы может образовывать главный фокус его когнитивного внимания, а говорящий в данный момент образует главный фокус его визуального внимания. Связывающий и гипнотический эффект такой вовлеченности иллюстрируется тем фактом, что при этом индивид может одновременно участвовать в других видах целенаправленной активности (жевание резинки, курение, нахождение удобной позы для сидения, выполнение повторяющихся задач и т. д.), управляясь с такими побочными занятиями как с побочными мотивами многоголосой фуги, в рассеянной манере, так, чтобы они не отвлекали его от главного фокуса внимания.
Индивид, например ребенок или животное, может, конечно, спонтанно увлечься отдельными индивидуальными задачами. В процессе решения задача приобретает одновременно весомость и легкость, обеспечивая исполнителю твердое чувство реальности. Однако беседа в качестве основного фокуса внимания уникальна, ибо она создает для участника мир и реальность, включающую в себя других участников. Совместная спонтанная увлеченность — это unió mystico[85], коллективный транс. Мы также должны видеть, что беседа живет собственной жизнью и выдвигает собственные требования. Это маленькая социальная система со своими тенденциями установления границ; это маленький фрагмент обязательств и лояльности со своими героями[86] и своими злодеями.
Принимая совместную спонтанную вовлеченность за отправную точку, я хочу обсудить, как это вовлечение может быть нарушено и каковы последствия такого нарушения. Мы рассмотрим пути, следуя которыми индивид может оказаться отчужденным от беседы, неловкость, возникающую при этом, и последствия этого отчуждения и неловкости для взаимодействия. Поскольку отчуждение может произойти при участии в любом мыслимом разговоре, мы сможем узнать из этого кое-что об общих свойствах разговорного взаимодействия.
83
Подобный аргумент предлагает Сэмюэл Джонсон в пьесе «Застенчивость»: «Обычно случается, что уверенность идет в ногу со способностью; и боязнь ошибки, которая мешает нашим первым попыткам, постепенно рассеивается с прогрессом нашего мастерства в направлении безусловного успеха. Следовательно, застенчивость, которая предупреждает позор, этот кратковременный стыд, удерживающий нас от опасности длительных укоров, не может, собственно, причисляться к ряду наших несчастий» (
84
В такие моменты иногда происходит «поддразнивание»: говорят, что это средство облегчения напряжения, вызванного либо смущением, либо тем, что вызвало смущение. Но во многих случаях этот вид подшучивания — способ сказать, что происходящее сейчас несерьезно или нереально. Преувеличения, шутливые оскорбления, мнимые требования — все это снижает серьезность конфликта, отрицая реальность ситуации. А это, конечно, другой способ достичь того, что делает смущение. Поэтому естественно смущаться и шутить одновременно, поскольку и то и другое помогает отрицать одну и ту же реальность.
86
Один из ее героев — остроумный человек, который может ссылаться на более широкие и важные контексты способом, как нельзя более подходящим к текущему моменту разговора. Поскольку острота никогда больше не сможет повториться так, как она была сказана, этим актом, демонстрирующим, насколько полно субъект живет во взаимодействии, он приносит жертву беседе, выражая уважение к ее уникальной реальности.