Итак, мы можем использовать некоторые понятия из традиционного анализа бросания монетки[110], но такой подход вскоре приводит к затруднениям.
Нормы определения размера ставки или приза устанавливаются сообществом (или со ссылкой на него), населением в целом или преобладающим рынком. Запутанность анализа игры состоит в том, что различные люди могут по-разному относиться к одним и тем же ставкам или выигрышам. Взрослые люди из среднего класса могут использовать монетку в качестве механизма принятия решений, но вряд ли они станут тратить время на бросание монетки только для того, чтобы решить, кому эта монетка достанется. А маленькие мальчики могут воспринимать претензии товарища на найденную совместно монетку как действительно большую ставку. Если обратить внимание на различные смыслы, которые разные люди придают одинаковым ставкам (или одинаковым выигрышам) или которые один человек придает им в разное время или в разных ситуациях, можно говорить о субъективной ценности, или полезности (utility). И точно так же, как ожидаемая ценность может быть подсчитана как средняя величина стоимости выигрыша, так и ожидаемую полезность можно определить как полезность, которую индивид приписывает денежному выигрышу, помноженную на вероятность этого выигрыша.
Ожидаемая полезность выигрыша в ситуации с бросанием монетки должна быть четко отделена от ожидаемой полезности бросания монетки ради этого приза, ибо индивиды постоянно наделяют субъективной ценностью — позитивной или негативной — возбуждение и тревогу, вызываемые самим бросанием. Кроме того, разочарование от проигрыша и удовольствие от выигрыша, скорее всего, не уравновешивают друг друга; разница (в любом случае) должна также учитываться в среднем как часть ожидаемой полезности игры[111]. Объективные стандарты могут использоваться для выявления значения ставок; но мы должны привлечь туманное понятие полезности для постижения смысла самой игры.
Переходя от четкого понятия ожидаемой ценности приза к понятию, более отвечающему нашим интересам, а именно ожидаемой полезности игры за данный банк, мы сталкиваемся с почти безнадежными сложностями. Когда индивид утверждает, что данный период игры вызывает большой азарт, или чувствует, что он дает больше шансов, чем другой, за этим может стоять целый ряд соображений: шкала ставок, длительность пари (а также, предлагает он его или принимает), краткость времени игры, количество игр, темп игры, выгода от участия в игре, вариации размера выигрышей, связанных с благоприятными результатами. Наконец, относительный вес, придаваемый каждому из этих моментов, будет существенно меняться вместе с абсолютной ценностью каждого из остальных[112].
Для нас это означает, что разные люди и разные группы обладают различными точками отсчета для измерения риска и возможности; очень рискованный образ жизни может приводить к тому, что человек мало значения придает риску, который кому-то другому покажется недопустимым[113]. Так, например, пытаясь объяснить существование легализованных азартных игр в Неваде, иногда ссылаются на шахтерские традиции штата. Рискованность этой профессии в целом можно действительно определить как значительную. Суть аргумента состоит в том, что так как экономика штата сама по себе основывалась на азартной игре с пластами земли, то азартные игры в казино никогда не воспринимались с особым неодобрением.
110
Хороший, хоть и популярный анализ этого можно найти в работе
111
В азартной игре эти факторы не являются независимыми. Несомненно, часть переживаний, получаемых при бросании монеты, вытекает из разницы между удовлетворением от предполагающейся победы и неудовольствия от мыслей о проигрыше.
112
Недавние работы, особенно экспериментальных психологов, внесли важный вклад в познание этой области с помощью схемы эксперимента, в котором людей заставляли делать выбор между играми, включавшими разные сочетания этих элементов. См., например,