В его руку скользнула рука жены.
— Вот мы и на месте, — сказала Элли с улыбкой. Но, когда она поцеловала его, Кайл ощутил вкус её слез.
При желании на этом солнце удалось бы поджарить яичницу. Нужно было подыскать комнату. Проверить её. Сбросить чемодан и продукты. Подумать о будущем.
Кайл смотрел на бившие в берег волны. Томми, не снимая одежды, погрузился в воду, а затем вынырнул, брызгаясь и крича безо всякой причины. Элли сжала руку Кайла, и он подумал: «Мы стоим на краю того, что было раньше, и бежать отсюда некуда».
Некуда.
— Я люблю тебя, — сказал он Элли и крепко прижал к себе.
Он чувствовал жар её кожи: она сильно обгорела. Щечки Хоуп тоже налились красным. Нужно раздобыть где-нибудь немного «Соларкейна»[24]. Видит бог, им он точно без надобности.
Некуда.
Кайл вышел из воды. Влажный песок хлюпал вокруг лодыжек, силясь задержать его. Однако он вырвался и, оставляя на всем пути отпечатки ног, пробрался через плотный песок туда, где лежал чемодан. Элли шагала за ним с краснощекой Хоуп на руках.
— Том? — позвал Кайл. — Томми, пойдем!
Мальчик плескался и резвился ещё минуту. Вокруг его головы носились чайки — то ли из любопытства, то ли решив, что это какая-то весьма крупная рыба. Затем Томми выбрался из воды и подобрал свои носки и кроссовки.
Они двигались по пляжу на восток, в сторону «Мили чудес». Сразу за разбитой кабиной круизного лайнера лежал наполовину зарытый в песок скелет. Прибой ухватил детское оранжевое ведерко, утаскивал и снова выбрасывал его на берег — море играло в игру с мертвецом. Солнце опускалось все ниже, тени росли. Чемодан был тяжелым, и Кайлу приходилось менять руку. Из волн торчали покрышки дюнного багги, а дальше, на мелководье, плавал труп, лишившийся почти всей плоти — чайки трудились без устали, и зрелище было не из приятных.
Кайл наблюдал за женой. Её тень скользила впереди. Малышка начала плакать, и Элли нежно успокоила её. Томми бросал в море ракушки, стараясь попасть в глиссер. Младенца они нашли на заправочной станции к югу от Монтгомери, штат Алабама, сегодня, около девяти часов утра. Снаружи, у колонок стоял брошенный универсал, а на полу в женском туалете лежал ребёнок. На водительском сиденье универсала расплылось огромное пятно засохшей крови. По мнению Томми, оно походило на штат Техас. Кровь также обнаружилась на дверной ручке женского туалета. Однако понять, что произошло на заправочной станции, не удалось. На мать напали? Она собиралась потом вернуться за малышкой? Уползла в лес и умерла? Они обыскали окрестности заправки, но не нашли никаких тел.
Ну, жизнь полна загадок, не так ли? Кайл согласился взять ребенка с собой на их пляжные каникулы, однако проклинал бога за то, что тот так обошелся с ним. Ведь в душе Кайла только-только наступил мир.
Хоуп. Вселенная, наверное, вовсю потешается. И если бог и дьявол вели войну за этот вращающийся шарик черных невзгод, было предельно ясно, кто контролирует ядерное оружие.
Биологический инцидент.
Вот с чего все началось. Так правительство пыталось объяснить происходящее. Биологический инцидент в каком-то секретном — до той поры — исследовательском центре в Северной Дакоте. Это было шесть лет назад. Биологический инцидент оказался страшнее, чем заверяли власти. Они извлекли нечто из каши, которую заварили, перестраивая гены и манипулируя бактериями, и в итоге десять подопытных очутились на свободе, горя жаждой мести. Десять превратились в двадцать, двадцать — в сорок, сорок — в восемьдесят… и так далее. В их крови таилась адская злоба — зараза, по сравнению с которой СПИД походил на обычную простуду. Бактериологи научились создавать (случайно, конечно) оружие, что расхаживало на двух ногах. На какую зарубежную державу намеревались мы наслать эту порчу? Неважно. Она вернулось домой, чтобы жить.
Биологический инцидент.
Кайл снова перекинул чемодан в другую руку. «Называй их теми, кто они есть», — подумал он.
Они жаждали крови, как наркоманы, истосковавшиеся по героину и крэку. Закутавшись во все что ни попадя, они прятались в шкафах, подвалах и в любой дыре, в которую им удавалось протиснуться. Под лучами солнца их кожа лопалась и сочилась выделениями, а затем они трескались по швам, словно поношенные костюмы. Называй их теми, кто они есть, черт возьми.
Теперь они были повсюду. И захватили все: телевизионные сети, корпорации, рекламные агентства, издательства, банки, органы правосудия. Все. Изредка какая-нибудь пиратская станция прорывалась в эфир кабельного телевидения люди умоляли других людей не терять надежду. Хоуп. Вселенная отмочила ещё одну шутку. Эти ублюдки были не лучше проповедников-фундаменталистов; образцами для подражания им послужили Джим Баккер[25] и Джерри Фалуэлл[26], на которых взглянули сквозь мутное стекло. Они хотели обратить всех жителей земли; хотели заставить их узреть «истину». А если вы не желали присоединяться к пастве, то они вскрывали вас, точно хлипкую дверь, и укусом насаждали веру.
Так обстояли дела не только в Америке. Так было повсюду: в Канаде, в Советском Союзе, в Японии, в Германии, в Норвегии, в Африке, в Англии, в Испании и в Южной Америке. Повсюду. Зараза — «вера» — не знала расовых или национальных границ. То была очередная шутка вселенной — шутка с чудовищной развязкой: мир стоял на пороге подлинного братства.
Кайл следил за своей тенью, маячившей впереди; её чернота сливалась с тенью жены. «Если человек не может провести отпуск под солнцем вместе с семьей, — думал он, — тогда что, черт возьми, есть вообще хорошего в жизни?»
— Эй, пап! — крикнул Томми. — Вот он!
Кайл посмотрел туда, куда показывал сын. Оштукатуренные стены мотеля были выкрашены в бледно-голубой цвет, а крышу соорудили из красного сланца. Часть кровли рухнула, стены треснули, окна разбились. Вывеска, пережившая ураган, сообщала название мотеля: «ПЛАВНИК».
Именно здесь Кайл и Элли провели медовый месяц; именно здесь они останавливались (в домике номер пять с видом на Залив) во время каждого летнего отпуска на протяжении шестнадцати лет.
— Да, — отозвался Кайл. — То самое место.
Он повернулся спиной к морю и зашагал к бетонным ступеням, взбегавшим к «Плавнику». Элли, шла следом, неся Хоуп и пакет с продуктами. Томми задержался, чтобы нагнуться и рассмотреть медузу, выброшенную на берег и угодившую при отливе в лапы солнца; затем он тоже подошел к отелю.
Ряд домиков с видом на океан был разрушен. Пятый номер превратился в пещеру из обломков, его крыша осела внутрь.
— Берегитесь стекла, — предостерег их Кайл, обходя бассейн с подсоленной водой и террасу, где во второй половине дня всегда веял морской бриз.
От бассейна он по ещё одной лестнице поднялся в основную часть «Плавника» — жена и сын не отставали от него — и замер перед лабиринтом из разрушенных комнат и обломков.
Лето умело быть жестоким.
На несколько секунд он едва не лишился рассудка. Слезы жгли глаза, и Кайл испугался, что задохнется от рыданий. Это было важно, жизненно важно — снова посетить Пердидо-Бич и увидеть место, где жизнь прекрасна и свежа, а впереди ждёт ещё много-много дней. Теперь Кайл, лучше, чем кто-либо на свете, осознал, что все кончено. А затем раздался чудовищно веселый голос Элли:
— Не так уж и плохо.
И Кайл, вместо того, чтобы заплакать, рассмеялся. Ветерок с Залива подхватил взмывший к небесам смех и разорвал его в клочья, как стены «Плавника».
— Мы можем остаться прямо тут, — сказала Элли и шагнула мимо мужа в проход, где раньше стояла дверь.
Стены комнаты пошли трещинами; потолок испятнали потеки воды. Мебель — кровать, комод, кресла, светильники (все это было паршивым, даже когда было новым) — разметало в стороны и раскололо в щепы. В ванной, из того места, где в прошлом висела раковина, торчали трубы; унитаз, впрочем, сохранился. Да и с душевой кабинкой (свободной от непрошеных гостей) было все в порядке. Кайл проверил кран и поразился, услыхав гул в кишках «Плавника». Из насадки для душа потекла тонкая струйка ржавой воды. Кайл закрыл кран, и гул стих.
25
Джеймс Орсен Баккер (род. в 1940) — американский телепроповедник, бывший священник Ассамблей Бога и осуждённый преступник.