Друзьям Робин Гуд обещает: «Никто
Пути не заступит нам впредь!»
В зеленой тени клянутся они,
Коль надобно, с ним умереть.
СМЕЛЫЙ КОРОБЕЙНИК И РОБИН ГУД[120]
Однажды коробейник[121] жил,
Жил коробейник удалой.
С большим мешком он раз пешком
Шагал себе в тени лесной,
Даун, э-даун, э-даун, э-даун,
Даун, э-даун, э-даун.
Он встретил смелых молодцов,
Двух молодцов увидел он,
Один из них был Робин Гуд,
Ну а другой — Малютка Джон.
«Эй, коробейник, что в мешке?» —
«Да вот две звонких тетивы,
И есть еще отменный шелк,
Что зеленей лесной травы». —
«Коль ты несешь отменный шелк,
А с ним две звонких тетивы,
Мы половину заберем:
У нас порядки таковы». —
«Ну нет! — торговец отвечал. —
Нет, нет! Мешка я не отдам,
Клянусь, ни с кем я свой товар
Делить не стану пополам».
Он скинул ношу со спины
И бросил наземь подле ног.
«Коль сдвинете меня на перч[122],
То забирайте мой мешок!»
Малютка Джон достал свой меч,
Но коробейник храбрым был —
Без устали сражался он,
И Джон пощады запросил.
Смеялся Робин от души,
Пока с лужка глядел на них:
«Хоть я и меньше, я бы мог
Побить его и с ним троих».
«А ну, хозяин, — молвил Джон, —
Тогда скорей иди сюда,
Не то меня, свидетель Бог,
Узнаешь ты не без труда».
Тут Робин вытащил свой меч,
Но коробейник храбрым был —
Кровь потекла в лесной ручей,
Пощады Робин запросил.
«Торговец, как тебя зовут?
Мне правду поскорей открой». —
«Ну нет, скажи сначала ты,
Кого я вижу пред собой». —
«Я Робин Гуд, а это Джон,
Мы вольно бродим по лесам».
И коробейник отвечал:
«Я, так и быть, откроюсь вам.
Мое же имя Гэмвелл Голд,
Из-за морей мой путь лежит.
Я из родных краев бежал,
Там кое-кто был мной убит». —
«Коль твое имя Гэмвелл Голд
И из-за моря ты приплыл,
Ты, знать, кузен мой, теткин сын,
И мне вовеки будешь мил!»
Тут молодцы, мечи убрав,
Немедля заключили мир,
Потом в трактир пошли втроем,
И был устроен славный пир.
РОБИН ГУД И НИЩИЙ (I)[123]
Подите, послушайте вы, господа,
Хэй, даун, даун, э-даун,
Кто любит веселый сказ —
Занятную я вам байку, друзья,
Поведаю сей же час.
В те годы, когда уважаем был
Любой удалой стрелок,
Живал Робин Гуд, как доныне поют,
Никто с ним сравниться не мог.
Однажды потешиться Робин решил,
Гуляя в краю лесном.
Он, смел и удал, потягаться желал
Хоть с другом, да хоть и с врагом.
И Робин на резвого сел коня —
Тот стоил десять монет[124].
В зеленый наряд, что радовал взгляд,
Был вольный стрелок одет.
В Ноттингем резво он поскакал,
Чтоб времечко там провести,
Но нищий с сумой, детина лихой,
Попался ему по пути[125].
Плащ старый, залатанный был на плечах —
Давно его нищий носил.
Ох, сколько мешков у него, узелков!
И путника Робин спросил:
«Бог в помощь, Бог в помощь! Откуда бредешь,
Откуда ты держишь путь?» —
«Из Йоркшира я шагаю с утра,
Подайте мне, сэр, что-нибудь». —
«Что хочешь ты, братец? — спросил Робин Гуд. —
Не медли, дай мне ответ».
А нищий сказал: «Ни землю, ни дом,
Лишь пару мелких монет».
«Я сам нынче беден, — Робин в ответ, —
По чаще брожу без дорог.
В округе зовут меня Робин Гуд,
Я вольный лесной стрелок.
И больше того я, бродяга, скажу:
С тобой мы сойдемся в бою.
Вот, плащ я сниму; клади-ка суму,
Бросай-ка рванину свою».
«Ну что же, согласен, — нищий кивнул, —
Ты сам накликал беду.
Надеюсь, урок пойдет тебе впрок:
С твоим кошельком я уйду».
Большую дубину немедля он взял,
А Робин выхватил меч[126].
Ждать нищий не стал и первым напал —
К чему тут долгая речь?
«Сражайся! — крикнул лесной молодец. —
По нраву мне удальство».
А нищий был яр, за каждый удар
Тремя награждал его.
Упорно и рьяно дерутся они
Вблизи городских ворот.
Уж Робин избит — шатаясь, стоит,
И кровь с головы течет.
вернуться
Данная баллада впервые увидела свет в составе «Венка Робин Гуда, описывающего его веселые подвиги и некоторые стычки, в которых принимали участие он сам, Маленький Джон и Виль Скарлет» (см.: Garland 1670; переизд.: 1684/1686). Под тем же названием она вошла в сборник Фр.-Дж. Чайлда, получив в нем номер 132 (см.: Child 1882—1898/III: 154—155). Не исключено, что это произведение представляет собой вариант «Робин Гуда и Виля Скарлета», поскольку в обоих текстах пришлого героя зовут Гэмвелл.
История о смелом коробейнике пользовалась большой популярностью и долго бытовала в устной песенной традиции. Так, собиратель Джеймс Генри Диксон (James Henry Dixon; 1803—1876) слышал ее от крестьянки, которая понятия не имела, что текст данной баллады опубликован (см.: Dixon 1846: 71). Однако это произведение ускользнуло от внимания Дж. Ритсона, Т. Перси и других знатоков английского фольклора.
вернуться
Коробейник — мелкий торговец-разносчик, зачастую хранивший свои товары за спиной — в плетеном коробе (иногда складном), на котором, как на прилавке, можно было их разложить. Впрочем, коробейники пользовались также мешками, корзинами и т. д.
В средние века по дорогам Англии расхаживало множество бродячих торговцев. По большей части, преуспеяние последних зависело от умения завлекать покупателей, поэтому опытные коробейники всегда были бойки и остры на язык. Шутки и прибаутки придавали привлекательности старым, иногда поломанным вещицам, помогая скрывать даже очевидные дефекты. Некоторые рифмованные «кричалки», которыми коробейники зазывали покупателей, дошли и до наших дней:
Вишни, вишни,
Спелые вишни,
Фунт за пенни
Для Лиззи и Дженни!
Вот апельсины
Глядят из корзины,
За пенс две штуки,
Крепкие, гладкие,
Сочные, сладкие,
Просятся в руки!
В жару, и в дождик, и в мороз
Брожу туда-сюда.
Эй, масло, сливки, молоко
Берите, господа!
Для пудинга и к чаю —
За свежесть отвечаю!
А вот орешки,
Бери с тележки,
Фунт за грот*,
Суй прямо в рот,
Попробуй, раскуси,
Побольше попроси!
Цит. по: Hindley 1884: 183. Пер. В.С. Сергеевой
(*См. примеч. 2 к балладе «Добыча Робин Гуда».)
Какой бы ни была мера коммерческой честности коробейников, в средневековой Англии они оставались в ладах с законом. Пусть местные власти порой и приравнивали их к бродягам, однако вплоть до эпохи Эдуарда IV (1442—1483; правил с 1461 г.) против торговцев-разносчиков не было издано ни одного официального эдикта (указа).
Коробейники свободно ходили по дорогам, снабжая деревенских и городских жителей различными товарами домашнего обихода, одеждой и прочей мелочью. В их мешках и коробах лежали нижние рубашки, шапки, перчатки, пояса, кошельки, дудки и свистульки, столовые ножи, оловянная посуда и многое другое. Торговали они и различной снедью — орехами, фруктами, пряниками и т. д.
вернуться
Перч (англ, perch) — единица измерения, равная приблизительно 5 м.
вернуться
Под этим названием Фр.-Дж. Чайлд опубликовал две самостоятельные баллады, взятые из разных источников. Данный текст, получивший в его сборнике номер 133 (см.: Child 1882—1898/III: 155—158), имеется в составе «венков» 1663 и 1670 годов (см.: Garland 1663; Garland 1670), собраниях Э. Вуда и С. Пипса, а также в сборниках Т. Эванса (см.: Evans 1777: 210—215) и Дж. Ритсона (см.: Ritson 1795Д: 274—279).
Вероятно, автор баллады вдохновился сюжетной канвой других сочинений о «зеленом лесе», где главный герой тоже встречает достойного противника, завязывает поединок, после чего меняется с новым другом одеждой и отправляется в город (см.: «Робин Гуд и горшечник», «Робин Гуд и мясник»). Кроме того, это произведение напоминает историю и о вызволении трех нарушителей лесного закона (см.: «Робин Гуд спасает трех юношей», «Робин Гуд спасает трех сквайров», «Робин Гуд и старик»). Таким образом, сюжетные линии «Робин Гуда и нищего», несомненно, продолжают старинную балладную традицию; автор сознательно относит действие к «давним временам» (англ, elder times), хотя, судя по лексике, сам текст создан не ранее XVII века.
вернуться
Тот стоил десять монет. — В оригинале: «The which was worth angels ten» — букв.: «Стоившего десять ангелов». Ангел (энджел, англ, angel) — английская золотая монета, введенная в обращение королем Эдуардом IV в 1465 г. и названная так потому, что на ее аверсе был изображен архангел Михаил, поражающий копьем дракона. Номинал монеты с течением времени менялся от 6 шиллингов 8 пенсов до 11 шиллингов. В 1663 г. ангелы вышли из обращения.
вернуться
Но нищий с сумой, детина лихой, | Попался ему по пути. — Крепкие на вид мнимые нищие, в большинстве своем крестьяне и разорившиеся ремесленники, были характерной приметой английской провинции с начала эпохи огораживания (конец XV в.) и вплоть до девятнадцатого столетия (Огораживанием назывался процесс ликвидации общинных земель, ранее принадлежавших крестьянам. С развитием английской суконной промышленности в XV—XVI вв. и ростом цен на шерсть лорды-землевладельцы стали изымать пахотные земли у арендаторов и сдавать их внаем под пастбища. В своем большинстве английские крестьяне не обладали правом собственности на свои земельные наделы, так как являлись лишь наследственными или пожизненными держателями участков и платили за них лорду ренту. Пользуясь этим, землевладельцы удваивали, утраивали, иногда даже в пять—семь раз увеличивали плату, повышали сумму налога за вступление в наследство и таким образом вынуждали нанимателей отказаться от земли. Экспроприированные участки отгораживались от наделов, оставленных крестьянам, — отсюда и название самого ликвидационного процесса, который продолжался вплоть до начала XIX в. Множество бывших земледельцев, утративших не только участки, но и жилище, становились бродягами.). Причины, побуждавшие земледельцев становиться профессиональными попрошайками, могли быть разными. Одни уходили из деревень в надежде на лучшие заработки, других сгоняли с земли помещики, предпочитавшие хлебопашеству разведение овец, третьи бежали, спасаясь от хозяйского произвола, а четвертые просто не желали работать, пользуясь любым предлогом (например, паломничество), чтобы покинуть родные края. Число мнимых нищих не уменьшали ни тюрьмы, ни колодки. По свидетельствам современников, эти люди нередко становились грабителями или попросту утрачивали всяческое желание трудиться. Поэт Уильям Лэнгленд, автор «Видения о Петре-пахаре» («Vision of Piers Plowman»; ок. 1370—1390), гневно обрушивался на «попрошаек, которые расхаживают по округе, пока не набьют и брюхо и мешок, клянчат еду, дерутся за выпивкой и засыпают <...> прямо во время пирушек» (Langland 1886: 4).
вернуться
А Робин выхватил меч. — В оригинале говорится о «мече, коричневом как орех» (англ, nut-brown sword). В средневековой английской поэзии прилагательные «коричневый» (англ, brown) и «черный» (англ, black) являлись устойчивыми эпитетами для стального оружия. Объясняется это тем, что староанглийское слово «Ыаек» означало не только «черный», «темный» (изначально — «обожженный, обгоревший»), но и «яркий», «сияющий» (возможно, также из-за семантической связи с огнем); аналогичное значение — «блестящий» — было и у староанглийского прилагательного «brun» (Недаром в эпической поэме «Беовульф» в качестве постоянного определения для меча используется исключительно слово «brown».). Когда его внутренняя форма стерлась, оно сделалось своего рода штампом. Н.С. Гумилёв в своем переводе баллады «Робин Гуд и Гай Гисборн» в какой-то мере сохранил этот «экзотический» эпитет, передав его как «темный блеск мечей» (с. 616 наст. изд.).
