ЭПИТАФИЯ РОБИН ГУДУ,
РОБИН И ГАНДЛЕЙН[209]
ПРАВДИВАЯ ИСТОРИЯ О РОБИН ГУДЕ[210]
208
Бирксли (Birkslay). — В действительности такого монастыря не существовало; очевидно, имеется в виду аббатство Кирклейс (см. примем. 38 к балладе «Повесть о деяниях Робин Гуда»).
209
Текст данной баллады был обнаружен в Слоанской рукописи. Впоследствии он вошел в издание Дж. Ритсона «Старинные песни от эпохи короля Генриха Третьего до Революции» (см.: Ritson 1790: 48—51), сборник «Песни и кэролы, напечатанные по рукописи из Слоанского собрания Британского музея» (см.: Manuscript 1836
Большинство собирателей не относили эту балладу к робин-гудовской традиции. И действительно, хотя Гандлейн верен своему хозяину, как Маленький Джон Робин Гуду, всё же нельзя с уверенностью сказать, что упомянутый здесь Робин и есть тот самый предводитель лесных стрелков. Именно поэтому Фр.-Дж. Чайлд включил эту историю в число «параллельных» произведений об изгнанниках (ср.: «Джонни Кок», «Адам Белл, Клем из Клу и Вильям Клаудсли»).
Т. Ритсон также полагал, что речь в балладе идет не о Робин Гуде, в связи с чем опубликовал ее под заглавием «Робин Лит» («Robin Lyth»)
Еще одно имя внутри текста, которое хотя бы косвенно указывает на робин-гудовскую традицию, — это Реннок. Когда шотландский историк и философ Джон Мэйджор (John Major; 1467—1550), а вместе с ним и другие авторы XVI века, начали пересказывать легенду о Робин Гуде как историю ушедшего в изгнание дворянина, жившего во время правления короля Иоанна Безземельного, они, скорее всего, ориентировались на биографию Фалка Фицуорена, одним из злейших врагов которого был валлиец Моррис, имевший сына по имени Реннок.
Кроме того, между «Робином и Гандлейном» и балладами робин-гудовского цикла можно отыскать сюжетные переклички. Так, в произведениях о вольных стрелках последние часто бродят по лесу в поисках дичи и случайно сталкиваются с недругами. В результате противостояния Робин Гуд нередко оказывается повержен — и тогда, чтобы отомстить за него обидчику, на помощь главному герою приходят друзья. Впрочем, ни в одной из баллад стычка не имеет для Робина смертельного исхода, а в «Робин Гуде и Гае Гисборне» сражение, наоборот, оканчивается гибелью врага. Как и в историях на тему «Робин Гуд встречает достойного противника», основное внимание в «Робине и Гандлейне» уделено поединку. Полная постоянных угроз жизнь изгнанника, непоколебимая верность друзей, радости и опасности леса — всё это ближе к робин-гудовской традиции, нежели к любому другому пласту средневековой повествовательной лирики.
Баллада «Робин и Гандлейн» достаточно коротка и проста, с устойчивой рифмовкой и минимумом слабых рифм, однако при внешней незатейливости она загадочна и даже зловеща, особенно учитывая странный зачин и финал: как будто за убийство «запретного» оленя героя карают мистические силы.
210
Мартин Паркер (Martin Parker; 1600?—1656?), известный автор баллад и песен, представил данное произведение на суд публики в начале 1632 года, опубликовав его отдельным изданием (см.: Parker 1632). В феврале того же года баллада была внесена в Издательский реестр; ее полное название гласило: «Правдивая история о Робине [Гуде], или Краткий рассказ о жизни и смерти знаменитого изгнанника Роберта, графа Хантин[гтона], в просторечии называемого Робин Гудом, который жил и умер в 1198 году [от Р. Х.], в девятый год правления короля Рич[арда] Первого, также называемого Львиным Сердцем. Тщательно собрано у самых правдивых авторов наших английских хроник и опубликовано Мартином Паркером ради удовлетворения тех, кто желает знать правду, очищенную ото лжи»
По сути, это произведение представляет собой новую версию «Деяний» — пространную компиляцию, рассчитанную на достаточно серьезную аудиторию, которую интересовали не столько похождения героев, сколько нравственные выводы. Но если «Деяния» с их калейдоскопичностью, юмором, ненавязчивым морализаторством и откровенной неприязнью к власть имущим передают вкусы XV века, то баллада М. Паркера создавалась совершенно в ином контексте. Она отражает уже другие, новые, художественные приоритеты, в том числе интерес к биографическому жанру. В отличие от более ранних произведений робин-гудовского цикла главный герой «закреплен» не только географически, но и хронологически (в тексте указано имя короля, а значит, известен исторический период); кроме того, здесь подробно описано и прошлое Робина, в котором кроются мотивы его поступков.
По сравнению со многими другими историями о «зеленом лесе», баллада носит ярко выраженный антиклерикальный характер. В первой половине XVII века, во время Реформации, борьба против Римско-католической церкви шла особенно активно, а потому неудивительно, что главными врагами лесных стрелков в «Правдивой истории...» становятся не представители светской власти, а католические священники. Возникает ощущение, что пока разбойники нападают на клириков, они достойны хвалы, но как только они начинают угрожать государству и закону, отношение автора к ним меняется в противоположную сторону. Традиционные же лесные ценности в балладе практически отсутствуют: М. Паркер восхваляет Робина в первую очередь за то, что он — благородный, щедрый и смелый человек, который проливает кровь только для собственной защиты (и то преимущественно это кровь ненавистных автору «заносчивых попов»). Не дождавшись королевского прощения, Робин, по сути, прекращает свое героическое существование и бесславно гибнет.
В финале на протяжении примерно двадцати строф подводится итог. Он таков: под властью гуманного правительства, в эпоху изобилия, мира и справедливых законов, кровавые злодеяния окончательно ушли в прошлое. Робин Гуд — несомненно, преступник, а потому по-настоящему восхищаться им нельзя; можно лишь с удивлением рассматривать его в числе прочих «экспонатов» давней старины.
«Правдивая история о Робин Гуде» оказалась слишком длинна и непритязательна, чтобы стать по-настоящему популярной, в том числе из-за попытки свести тематику исключительно к антицерковной, как бы ни была эта проблема актуальна для XVI—XVII веков. Что характерно, в русле робин-гудовской традиции данная тема так никогда и не стала ведущей.
211
Он упражнялся с ранних лет | И ловко мог стрелять. — Хотя в XVI в. лук уже перестал быть грозным боевым оружием, практика в стрельбе продолжала вменяться в обязанность всем горожанам мужского пола вплоть до начала XVII в.