АДАМ БЕЛЛ, КЛЕМ ИЗ КЛУ И ВИЛЬЯМ КЛАУДСЛИ[227]
ПЕСНЬ ПЕРВАЯ
226
Ведь это воистину стыд — | Оставить мужчину с женщиной вместе, | Когда она в муках родит. — В средние века беременность и роды долгое время оставались «табу» даже для профессиональных медиков. Комнату роженицы наполняли исключительно женщины; мужчину призывали лишь в том случае, если требовалось хирургическое вмешательство (оно заключалось в кесаревом сечении — которое, впрочем, производилось достаточно редко — или в том, чтобы по частям извлечь из утробы мертвого ребенка). Во всех остальных случаях матери, будь она крестьянка, горожанка или дворянка, помогали повитухи, способные оказать помощь даже в довольно сложных случаях (например, они могли развернуть ребенка в утробе, придавая ему правильное положение). Родственницы и подруги роженицы также нередко находились рядом с ней, всячески ее поддерживая и ободряя. Супруг же в это время ожидал за дверью и мог лишь молиться о благополучном исходе.
227
В 1536 году два фрагмента данной баллады — строфы 113—128 и 161—170, повествующие о прибытии изгнанников к королю и о выстреле в яблоко, лежащее на голове ребенка, — были изданы в Лондоне Джоном Байделлом (John Bydell) под общим названием «Адамбел (яг!), Клем из Клу и Вильям Клауд ели» (см.: Byddell 1536). Еще один отрывок, также датирующийся XVI веком (без каких-либо выходных данных), был впоследствии обнаружен в собрании Дж. Кольера. Полностью это произведение (под тем же заглавием) опубликовал в Лондоне сначала неизвестный издатель, между 1548 и 1568 годами, а затем, в 1605 году, печатник Джеймс Робертс (James Roberts; 1564?—1606). В Издательском реестре баллада о трех стрелках упоминается дважды — в 1557 и 1558 годах. В XVII веке она вышла еще как минимум семь раз. Кроме того, уже под названием «Адам Белл, Клем из Клу и Вильям Клауд ели», эта история была включена в сборники Т. Перси (см.: Percy 1765Д: 129—160), Дж. Ритсона (см.: Ritson 1791: 5—30) и Фр.-Дж. Чайлда (под номером 116; см.: Child 1882-1898/III: 22-30).
Выдержав столько переизданий, баллада обрела настоящую популярность: об этом, в частности, свидетельствуют неоднократные упоминания одного из главных героев в произведениях современников, для которых имя Адама, по-видимому, стало метафорическим обозначением меткого стрелка. Так, шекспировский Бенедикт, герой пьесы «Много шума из ничего» («Much Ado About Nothing»; опубл. 1623), говорит: «If I do, hang me in a bottle like a cat and shoot at me, and he that hits me, let him be clapped on the shoulder and called Adam» — «Если я это сделаю, то повесьте меня в кувшине, как кошку, и стреляйте; и кто попадет в меня, потреплите его по плечу и назовите Адамом» (Act I, sc. 1, Is 231—233). В интересующем нас контексте данное имя упоминается и в трагедии «Ромео и Джульетта» («Romeo and Juliet»; опубл. 1597): «Young Adam Cupid, he that shot so trim» — «Юный Адам Купидон, который выстрелил так ловко» (Act II, sc. 1, In 812). С большой долей уверенности можно сказать, что в обоих случаях речь идет именно об Адаме Белле.
Нетрудно заметить, что некоторые эпизоды «Адама Белла...» напоминают сюжетные перипетии историй о Робин Гуде. Действие в них также происходит в «зеленом лесу», герои добывают себе пропитание незаконной охотой, а Вильям Клауд ели избегает смерти во многом так же, как вожак вольных стрелков и его друг Виль в балладах «Робин Гуд и монах» и «Робин Гуд спасает Виля Статли» соответственно. Наконец, как и в данном произведении, в нескольких историях робин-гудовской традиции есть финальное примирение разбойников с королем (ср.: «Повесть о деяниях Робин Гуда», «Робин Гуд и королева Екатерина»). В этой связи многие исследователи даже рассматривали «Адама Белла...» как первоисточник баллад о «зеленом лесе». Что интересно, при всей своей популярности данное сочинение не образовало вокруг себя цикла, но тем не менее сходство с робин-гудовской легендой определенно способствовало его успеху.
Как и ранние тексты «Робин Гуд и монах» и «Робин Гуд и горшечник», баллада об отважной троице делится на три части. В первой повествуется о том, как Вильям отправляется в город и попадает в большую беду, во второй Адам и Клем спасают его прямо перед казнью, а в третьей все они примиряются с королем. Короткий энергичный зачин также роднит это произведение с «Робин Гудом и монахом», равно как дружеский совет не ходить в город, образы жестоких представителей власти и королевская печать, которой пользуются стрелки, чтобы проникнуть за ворота.
Если в ранних балладах о Робин Гуде, как правило, не упоминаются семьи лесных стрелков, то в «Адаме Белле...» в центре внимания оказывается история мужа и отца, разлученного с родными. Хотя после своего спасения семейство Вильяма играет в сюжете, скорее, декоративную роль, его жена и дети, тем не менее, остаются в поле зрения читателя до самого конца. Также, в отличие от ранних робин-гудовских баллад, на протяжении всего повествования важное место в нем занимают женщины. Вильям попадает в беду, потому что идет к жене; верная супруга поддерживает его, а старуха, которая кормится в их доме, предает; неожиданную помощь разбойники получают от великодушной королевы, напоминающей мужу об обещании, данном ей в день свадьбы, — исполнить любую ее просьбу.
Кульминационный момент баллады — демонстрация меткой стрельбы. Эта сцена, сама по себе весьма типичная для историй о «зеленом лесе», здесь обретает несколько неожиданный поворот: лучник стреляет не только в тонкий прут (см. примеч. 26 к балладе «Повесть о деяниях Робин Гуда»), но и в яблоко, лежащее на голове ребенка. Впрочем, сцены испытаний, во время которых опасности подвергается чья-либо жизнь, достаточно часто встречаются в литературе северных народов. Так, в исландской саге о Дитрихе Бернском молодой Эгиль, чтобы доказать свою меткость, сбивает яблоко с головы трехлетнего сына и на вопрос, отчего он взял три стрелы, отвечает, что две предназначались бы для короля, если бы первым выстрелом он убил мальчика (см.: Saga 1887: 404). То же самое под страхом смерти проделывает и сакс Токо, воин короля Дании и Норвегии Харальда Синезубого (935?—986?; правил с 958? г.), причем он, как и Вильям Клауд ели, отворачивает лицо ребенка в сторону (см.: Keighdey 1834: 293—294). Норвежский же властитель Харальд Суровый (1015?—1066; правил с 1046 г.) в тексте одной из хроник приказывает некоему Гемингру, который превосходит его во многих воинских умениях, сбить выстрелом орех с головы младшего брата; при этом Гемингр предлагает государю встать рядом с юношей (см.: Grammaticus 1980—1981: 172). Еще один норвежский король — Олаф II (995—1030; правил в 1015—1028 гг.), состязаясь с молодым воином Эйндриди, укрепляет на голове его четырехлетнего племянника шахматную фшурку и стреляет в нее. Олаф слегка ранит мальчика, и мать с сестрой уговаривают Эйндриди отказаться от дальнейших состязаний (см.: Grimm 1882: 381). Разумеется, история Вильгельма Телля продолжает ту же самую традицию — с той лишь разницей, что Телль стреляет не из лука, а из арбалета (см.: Bergier 1990: 80—81).
Впрочем, в «Адаме Белле...» Вильям Клаудсли вызывается выстрелить в яблоко, лежащее на голове сына, совершенно добровольно — в подтверждение своей меткости (тем не менее король, как и монархи в большинстве северных саг, угрожает ему смертью, если он не сдержит слова). Таким образом, здесь стрельба в опасную мишень — это, скорее, отголосок германо-скандинавских произведений, вероятно, известных автору баллады, нежели подлинно необходимый сюжетный ход. Волнение отца (или старшего родича), принужденного стрелять в ребенка, — вот что становится основным содержанием подобных эпизодов в других текстах, тогда как Клаудсли настолько хладнокровен, что сам вызывается пройти испытание.
Еще одна примечательная черта баллады — это закрытый финал. Большинство текстов о Робин Гуде заканчиваются тем, что разбойники возвращаются к прежнему образу жизни и восстанавливают хрупкий баланс сил. Некоторые же из оставшихся завершаются трагически (см.: «Повесть о деяниях Робин Гуда», «Смерть Робин Гуда», «Робин Гуд и отважный рыцарь»), и лишь весьма немногие рисуют картины безбедного и безопасного существования (см.: «Робин Гуд и дева Мэрион», «Рождение, воспитание, подвиги и женитьба Робин Гуда»). На этом фоне бесконфликтный счастливый финал «Адама Белла...» кажется довольно нетипичным для баллад о «зеленом лесе». Вильям Клауд ели становится знатной особой, его друзья — личными слугами королевы, а сыну обещана карьера при дворе. В краткой концовке автор подводит итог, желая всем хорошим лучникам стрелять без промаха, и этот финал напрямую отсылает к эпизоду, наименее похожему на приключения Робин Гуда с их драками и незатейливыми хитростями, — к той сцене, когда Вильям, подобно эпическому герою, доказывает свою меткость и выдержку, стреляя в яблоко на голове сына.
Само возникновение истории о трех лесных героях из Камберленда
Поиски возможных прототипов героев баллады, как и в случае с робин-гудовским циклом, ни к чему не привели, хотя некоторые исследователи всё же были склонны считать, что из трех стрелков как минимум Адам Белл являлся подлинным историческим лицом (см.: Hunter 1845: 245—247). Надо отметить, что, судя по различным документам, и фамилия «Белл», и имя «Адам» в XV—XVI веках были достаточно распространены. Так, в 1406 году Генрих IV (1366—1413; правил с 1399 г.) пожаловал некоему Адаму Беллу поместье Клипстон (Clipston), расположенное в Шервудском лесу; однако впоследствии этот Белл заключил союз с шотландцами, врагами короля, и спустя десять лет, уже при Генрихе V, Клипстон перешел в другие руки (см.: Ibid.: 245). Однако в балладе Адам и его друзья живут не в Шервуде, а в Инглисвуде (графство Камберленд). И если исторический Адам Белл потерял свои владения за измену, то герой баллады оказался вне закона за браконьерство, а также за нападение на королевских слуг, но, в конце концов, получив монаршее прощение, поступил на службу к королеве, поселился при дворе и умер честным человеком.
Повествование в «Адаме Белле, Клеме из Клу и Вильяме Клаудсли» идет энергично, действия героев снабжены логичными объяснениями. Рифмовка достаточно ровная, количество слабых рифм невелико. Это произведение, живое и драматичное, обладает лучшими признаками классических разбойничьих баллад.