Если бы ты знал, что было после ее ухода! Что за волнение! Как я могла такую «дорогую» вещь отдать?! Начались пересчеты, сколько могла она стоить??? Моя соседка, тяжело больная пожилая женщина так разволновалась, что сотню раз всем пересказывала, даже своим родным… Они прямо порицали меня, осуждали, как это я не понимаю, что такой цветок «реклама» для меня! И когда я, наконец, громко и долго стала хохотать, то они заявили: «…и Вы же обижаете того, кто принес!» Об этом я, правда, не думала… Ты понимаешь, какие все у них интересы. И женщины их, поверь, за букет орхидей сочтут себя «обязанными» любому подлецу. А отказаться принять «дары» они не в силах! За чашку кофе (!) не преувеличиваю, уже «платили». Я сама этому была свидетель! И все, все такие!! Поверь мне! Есть исключения, конечно. Но атмосфера, канва, что ли, таковы, что образуются такие «рисунки». Ну, довольно! Ваню-шечка, вчера я могла в 1-ый раз встать. Еле-еле спустила ноги с постели, а встать могла только держась за сестру, 1/2 ч. сидела я с сердцебиением, с радостью опять легла. Сегодня немного лучше. Вставала, но очень устала. Я не понимаю, одна дама после операции гораздо сильнее, чем я. Неужели такая огромная потеря крови? Я совершенно восковая, особенно ноги и руки, а лицо очень свежо. Все дивятся на мой «тэн»[269]. Но это — обман. Папа такой же был. Сегодня жду v. Capellen. Вчера ассистент его был, очень милый. Много шутил и уверял, что ничего страшного нет, просил не пугаться, если покажется кровь. Сказал, что счастлив, что наконец-то знает, что я тоже умею улыбаться. И правда, иначе, как страдающей меня он не видал. Такой маленький-маленький, «кукольный» гномик, этот доктор. Что-то забавно-детское в нем. Не молодой. Комедия, если у него большие дети! Таких малюсеньких я никогда не видала! У нас был маленький мальчик 6 лет, без одной почки. Приходил иногда ко мне, — хоть немножко было приветней. Я не знаю, отпустят ли меня домой на Пасху. И если да, то как я доеду. Я так слаба! Ну, что мне с собой делать!? Я чудесно питаюсь: яйца свои, молоко свое. Не беспокойся об этом. Но в том-то и ужас, что при таком питании я все такая же тень. Миндальное молоко… откуда? Миндаля же нет! В то, первое кровоизлияние меня поили и кормили миндалем. Мне нужны апельсины и грейпфруты, но их нет! Только в больницах дают. И здесь я уже 3 раза получала. О. Дионисий рассказывал, что у Вас есть все это. Кстати о нем: ты его не обижай понапрасну. Его замечание о «крестном пути» ты понял (я знаю как!) неправильно! Здесь ни «зоркость» матушки, ни «догадки»… О. Дионисий меня ведь знает не с сегодня. Я у него давно уже говела. То, что я назвала «зрелостью» и «чуткостью» его — так и есть. И если бы ты мог присутствовать при моей исповеди, то ты бесспорно согласился бы со всем тем, что мне сказал о. Д[ионисий]. Ты оценил бы его и не сказал бы слов Ирины С[еровой]. Все-таки каждый раз мне приходит на мысль, каким примитивным принимается тобой мой душевный строй, все то, что во мне происходит. Моя «работа». Моя исповедь, вернее мой долгий разговор с о. Д[ионисием] накануне исповеди, не являлся тем, что видишь ты. И твое предостережение мне о Дионисии меня еще и еще убеждает в том, что ты во мне девчонку видишь. Еще одно о Дионисии. Ирина С[ерова] кое-что сказала верно, но абсолютной клеветой звучит ее предположение, что по «неуклюжести», впав в «амбицию» (* у него есть амбиции и честолюбие, да, — но 1) это не главное, 2) кто этим не страдает? О его «материальном устройстве»… о. Д[ионисий] — бедняк! Я это хорошо знаю. Какой там капитал!!), он из этой самой «амбиции» стал священником. Как неосторожно! Нет, о. Д[ионисий], при всех его недостатках, настоящий и очень верующий пастырь. У него много смущения и часто именно неуклюжести, но наряду с этим, например, и большое гражданское мужество, свидетельницей которого я не раз бывала. В вопросе моей исповеди о. Д[ионисий] проявил много чуткости и тепла. И не сказал мне ничего, что бы ты — строгий его судья, не одобрил! Относительно его якобы «строгости к приходу» — Ирина очень мало, видимо, приметила, в чем там дело! Не строгость, а «б_л_а_ж_ь», и не столько его, но кликуш, его окружающих, из коих на первом месте m-me Пустошкина и ее сестра. Эти 2 дамы учиняют самую нездоровую атмосферу по своим, личным, побуждениям. Видишь ли, m-me П[устошкина], не ходившая никогда в храм при о. Розанове по ненависти к его семье из-за любви ее мужа к Вале, вдруг у о. Д[ионисия] превратилась в «мироносицу», до… смешного. С великосветскими, слащаво-умильными ужимками, она плетет паутину свары, всячески оттирая вдову Розанову. Причем, имей в виду, матушка — редкое явление, ни о ком, никому ничего не передает. Интригу Н. И. П[устошкиной] я заметила сама. Она и меня пыталась втянуть в это «оттирание». Вообще — обманутые или оставленные жены ударились в религию и кадят монаху, поддакивая на всякое его нововведение, и, порой, юродство (по своей молодости это он делает), и разбивая лбы.