Летом 1149 г. Нур-ад-Дин, заключив союз с эмирами Хамы и Дамаска, вновь вошел в пределы Антиохийского княжества и осадил Харим. Князь Раймонд, совместно с молодым графом Марата и Кайсуна — Рено[1398], выступил на восточный берег Оронта, для отражения набега. Согласно Ибн аль-Каланиси, Нур-ад-Дин вступил «в провинции Антиохия с армией, насчитывавшей около шести тысяч боевых всадников, не считая сопровождающих их обозы, в то время как число франков составляло четыре тысячи конных воинов, вооруженных копьями, и тысячу пехотинцев, не считая сопровождающих»[1399]. Абу Шама, в своей «Книге Двух садов» говорит о гораздо большем неравенстве сил; у Нур-ад-Дина — 6.000 конных воинов, у князя Раймонда — 400 конных и 1.000 пеших воинов[1400]. Стоит также отметить, что в этот период в стане князя Раймонда находились не только франки, армяне и сирийские христиане, но и отряд ассасинов, который возглавлял курд Али ибн Вафа. Ассасины участвовали в разгроме аскара Нур-ад-Дина при Йагре и, совместно с князем Раймондом, выступили к Хариму[1401].
Когда Нур-ад-Дину сообщили о приближении армии Антиохийского князя он, памятуя о недавнем поражении, предпочел снять осаду и отступить[1402]. Тем более, что малочисленное войско князя Раймонда он принял лишь за авангард подступавшей христианской армии. Раймонд, в свою очередь, решил преследовать отступавший аскар, вероятно, в надежде нанести новое поражение своему противнику. Однако Нур-ад-Дин не собирался уходить в Алеппо; напротив, когда он воочию убедился в подавляющем численном превосходстве своих войск, эмир стал готовиться к новому сражению с франками. Меж тем, увлекшийся преследованием князь Раймонд оставил войска ночевать в открытом поле. Наутро следующего дня, 29 июня 1149 г., лагерь был окружен аскаром эмира Нур-ад-Дина. Раймонд успел построить свои войска для прорыва и лично возглавил атаку рыцарской конницы. Но в то же время подул изнуряющий, штормовой ветер — хамсин, фактически ослепивший антиохийских франков. Конница и пехота были, по большей части, перебиты. В числе павших были граф Рено Марашский и курдский ассасин — Али ибн Вафа. Среди убитых был, вероятно, и княжеский коннетабль — Рожер де Моне[1403]. Сам князь Раймонд пал на исходе сражения, вступив в единоборство с одним из старших военачальников Нур-ад-Дина — курдом Асад-ад-Дином Ширкухом[1404]. Ширкух, сразив Раймонда, велел отрубить ему голову и лично преподнес ее Нур-ад-Дину. Тот, в свою очередь, велел отправить череп, обрамленный серебром, в дар Аббасидскому халифу Аль-Муктафи[1405].
Третий раз в истории голова Антиохийского князя, погибшего вместе со своей армией, преподносилась как дар Аббасидскому халифу[1406]. Обезглавленное тело князя Раймонда, опознанное «по отдельным атрибутам и известным шрамам, было найдено в груде трупов. Его доставили в Антиохию и, со всеми почестями, торжественно захоронили вместе погребения его предшественников, в притворе церкви князя Апостолов», т. е. в соборе Св. Петра[1407]. Смерть Раймонда де Пуатье стала тяжелейшим ударом как для антиохийских франков, так и для всех христиан Леванта. Как об этом, спустя почти столетие, писал Бар Эбрей, «из всех королей франков, не было никого, кого бы тюрки боялись больше» Раймонда[1408]. Ибн аль-Каланиси словно бы подтверждает слова сиро-яковитского хрониста: «Этот проклятый (…) славился своей отвагой, храбростью, хитростью и статным видом, пользовался особой репутацией и внушал всем страх своей яростью и жестокостью»[1409]. Михаил Сириец также оплакивает смерть князя, отмечая, что день его гибели «стал несчастным для христиан». «Властитель Антиохии, князь Раймонд, этот могучий лев, был убит. Властитель Кайсуна — юный львенок Рено — также погиб. Никто не смог спастись, чтобы донести скорбную весть. Все обратились в горы трупов»[1410].
1398
Рено наследовал своему старшему брату, графу Бодуэну, павшему под Эдессой в 1146 г. Воюя бок о бок с князем Раймондом, граф Рено, тем не менее, имел родственные связи с Жосленом II Эдесским, на дочери которого — Агнессе, был женат. Положение графа Рено — как соратника князя Раймонда и, в то же время, сородича Жослена II, в полной мере отражает двойственное положение графства Мараша, существовавшего на стыке франкской Антиохии и Эдессы. См. Guillaume de Туг. Op.cit. — Lib. XVII, С. 9, Р. 775.
1403
Он последний раз упоминается в числе свидетелей на хартии князя Раймонда — госпитальерам, датированной февралем 1149 г. См. Rohricht R., ed. Regesta… — № 253, Р. 63.
1405
Подробнее, о битве при Инабе (1149 г.), см. Guillaume de Туг. Op.cit. — Lib. XVII, с. 9, P. 771–773; Michel le Syrien. Op.cit. — Vol. III, Lib. XVII, c. 10, P. 289; Bar Hebraeus. Chronography… — P. 315; Иоанн Киннам. Указ. соч. — Книга III, гл. 14, С. 134–135; Гибб Г. Дамасские хроники… С. 206–207; Abu Shama. Le Livre des Deux Jardins… — P. 62–63; Kemal ad-Din. Histoire d'Alep // ROL III… — P. 521–522; Ibn al-Athir. Al-Kamil fi al-Tarikh… P. 476; Gregoire le Pretre. Op.cit. — P. 161–162. При этом средневековые авторы практически единогласно упрекают князя Раймонда в безумной самонадеянности, в частности — из-за того, что он стал лагерем на открытой местности, вблизи расположения противника, вместо того, чтобы отвести свои войска в один из близлежащих замков.
1406
Исход битвы при Инабе действительно напоминал о поражении и смерти князя Боэмунда II в битве у Мамистры (1130 г.), но еще больше — о самом страшном поражении антиохийских франков, о битве на Кровавом Поле (1119 г.). Даром что между гибелью князя Рожера в битве на Кровавом Поле и смертью князя Раймонда в битве при Инабе прошло практически ровно 30 лет. Еще одним роковым совпадением казалось то, что в обоих сражениях атака антиохийской рыцарской кавалерии была ослаблена внезапно разразившимися порывами хамсина. Наконец, оба сражения произошли в дни празднования Свв. Апостолов Петра и Павла — основателей Антиохийской Церкви.