Отвернувшись от окна, Сибилла глухо сказала:
— Спустись к нему и скажи, что увидеть меня невозможно. Не говори, что я отказываюсь его видеть; не говори, что не хочу; не говори, что это неправильно. Скажи — невозможно. И позвони, пожалуйста, в аэропорт. Я хочу улететь вечерним рейсом в Дар-эс-Салам.
— Но мы только что приехали!
— Неважно. Когда-нибудь вернемся. Хорхе настойчивый, и с ним надо обойтись очень жестоко, чтобы отстал, а я не хочу и не могу. Поэтому мы улетаем.
Кляйну до сих пор не приходилось видеть мертвецов так близко. Они с Захариасом сидели на ротанговых креслах в вестибюле гостиницы, среди пальм в горшках. Кляйн украдкой поглядывал на собеседника. Джиджибой говорил, что заметить почти невозможно, и был прав. Можно только почувствовать. Взгляд недостаточно подвижный, это всем известно; намек на восковую бледность под румянцем, но если не знать заранее, не поймешь. Кляйн попытался представить краснолицего рыжеволосого археолога, нарушителя покоя курганов, в постели с Сибиллой. Что в таких случаях делают покойники? Даже Джиджибой не знает точно. Он что-то говорил про руки, глаза, шепот и улыбки — насчет гениталий Джиджибой сомневается.
Он любовник Сибиллы, сказал себе Хорхе Кляйн. Почему мне от этого так плохо? Мыс Сибиллой не хранили абсолютной верности друг другу — в наши дни все так живут. Но почему я уверен, что меня победил — разбил на голову — покойник?
— Невозможно? — переспросил Кляйн.
— Она сказала именно так.
— Неужели я не могу поговорить с ней? Всего десять минут.
— Это невозможно.
— Хорошо. Я хочу посмотреть на нее, всего несколько секунд. Просто хочу узнать, как она выглядит.
— Вам не кажется унизительным тратить столько сил ради взгляда издалека?
— Кажется.
— И вы все равно хотите?
— Да.
— Ничем не могу вам помочь. Мне очень жаль, — вздохнул Захариас.
— Может, Сибилла слишком устала с дороги и завтра передумает?
— Не знаю. Почему бы вам не подойти завтра?
— Вы… были очень любезны, спасибо.
— Denada[5].
— Не хотите выпить?
— Спасибо, — покачал головой Захариас. — Я не пью с тех пор, как… — Он улыбнулся.
Между тем, от рыжего археолога попахивало. Виски? Ладно. Что остается Хорхе Кляйну? Он уйдет.
Водитель, ожидавший Кляйна у гостиницы, высунул голову в окошко такси.
— Может, прогулку по острову, сэр? — с надеждой спросил он. — Гвоздичные плантации, стадион.
— Видел уже, — ответил Кляйн. Потом пожал плечами: — Хорошо, давайте на пляж.
Вечер он провел, глядя на мелкие бирюзовые волны, лижущие розовый песок. Наутро Кляйн вернулся к отелю Сибиллы, но там уже никого не было. Все пятеро улетели в Дар-эс-Салам вчера вечером, извиняющимся тоном объяснил клерк у стойки. Когда Кляйн захотел позвонить, клерк указал ему на древний аппарат в нише у бара.
— Что происходит? — потребовал Кляйн, дозвонившись до Барвани. — Вы говорили, они останутся не меньше чем на неделю!
— Увы, сэр, ни на что нельзя полагаться, — печально ответил Барвани.
4
Что впереди? Чего ожидать от будущего? Я не знаю и не предвижу. Когда паук бросается с потолка вниз, он видит перед собой лишь бесконечную пустоту, в которой не найти опоры, сколь бы широко он не расставлял ноги. Природа не позволяет ему ничего иного. Точно так же и я: вижу перед собой лишь пустоту; вперед меня движут лишь законы за моей спиной; жизнь вывернута наизнанку, ужасна и непереносима.
— Если речь идет о смерти, кто может сказать, как будет правильно, мой друг? — Джиджибой улыбнулся, — Когда я был мальчишкой в Бомбее, наши соседи-индусы еще практиковали сати. Это когда вдову сжигают на погребальном костре ее мужа. Не слишком ли много мы взяли бы на себя, назвав их варварами? Но мы их так называли. — В глазах Джиджибоя вспыхнули озорные искорки, — Когда они не могли нас слышать. Не хочешь ли еще карри?
Кляйн поймал себя на желании вздохнуть. Он уже наелся, и блюдо оказалось для него нестерпимо острым, но гостеприимству Джиджибоя нелегко было противостоять: при всей внешней ненавязчивости оно подавляло. Отказ показался бы самому Кляйну богохульством, и он покорно кивнул. Взяв большую ложку, Джиджибой с улыбкой поднялся из-за стола, и на тарелке Кляйна немедленно появилась горка риса, тут же спрятавшаяся под остро приправленным мясом ягненка. Жена Джиджибоя, хотя ее ни о чем не просили, вышла на кухню, вернулась с запотевшей бутылкой «Хейнекена» и поставила пиво перед Кляйном, лукаво улыбаясь. Эта два парса — замечательные хозяева и понимают друг друга без слов.