— Вон! — закричал Генрих, рывком распахивая дверь: епископ влетел в нее спиной, едва не сбив с ног подслушивающего Томаша.
— Ваше высочество! — выпрямился камердинер, а потом, округлив рот, выдохнул: — Ваше преосвященство?!..
— Пусть катится к дьяволу! — Генрих с силой захлопнул дверь.
Свечи подпрыгнули в канделябрах, со стены сорвалась Alcides agathyrsus[18] — стеклянная коробка треснула по краю — наплевать! — и Генрих с глухим стоном повалился на кушетку. К черту… всех к черту! Пусть Генриха отстранили от должности — пустяки, это ведь не навсегда, это «до выяснения», с этим он разберется позже. Он разберется с Натаном, Дьюлой, алхимией, шпионами, отцом и всеми демонами впридачу, а пока пусть оставят его в покое. Пусть дадут, наконец, уколоться, Боже!
— Это ведь просто лекарство, — повторял он, рывками закатывая рукав и то и дело сглатывая горечь и соль. — Просто лекарство, чтобы исцелить дурную кровь… просто…
Глава 2.2. Дурная наследственность
Госпиталь Девы Марии, Райнергассе.
— Огонь, — весомо сказал Натаниэль и чиркнул спичкой. — Центральный элемент в алхимии. Странно, что я сразу не подумал о нем.
— Если бы это имело хоть какой-то результат, — хмуро отозвался Генрих.
В нетерпении прохаживаясь по лаборатории, он одергивал перчатки и время от времени прислушивался к шагам и голосам в коридоре, к шорохам за окном, к далеким перестукам копыт. Звуки множились, перемешивались, дергали за нервные окончания и, хотя на часах еще не было и полудня, Генрих чувствовал себя измотанным.
— Скажем так, я близок к этому, но действую методом проб и ошибок. Например, поначалу я просто пытался смешивать твою кровь с кровью зараженных, но это не приносило результатов. После чего пытался дистиллировать ее, очищать через сорбенты и греть на водяной бане. Но оказалось, что холь-частицы остаются нетронутыми только в случае нагревания материи на открытом огне.
— Неудивительно. Я и есть — огонь.
Генрих замер: показалось, за дверью кто-то надсадно дышит. Но это лишь пар выходил из реторты, да за окном ветер шелестел липами.
— Ждешь кого-то?
— А? — Генрих тряхнул головой и криво усмехнулся, поймав вопросительный взгляд ютландца. — Нет, Натан. Просто у тайной полиции повсюду глаза и уши.
— Тебя беспокоит слежка?
— Скорее, твоя безопасность.
Натан приблизился: загар давно сошел с его лица, но глаза горели все той же неукротимой веселостью.
— Харри, не забывай, — напомнил он, — я ютландский подданный. Не твой.
— Может, попросить его величество Эдуарда передать тебя под полную мою протекцию?
— Не думаю, что Эмма будет в восторге от переезда. И ей не нравится кофе.
Оба рассмеялись, но тревога не отпустила. Вспомнились злые огоньки в глазах епископа, его надтреснутый голос: «Вы пожалеете!», и ошалелый взгляд Томаша.
— Ты ничего не видел, — сказал тогда Генрих.
— Да, ваше высочество, — поклонился старый камердинер. — Я никому не скажу, как его преосвященство неудачно споткнулся на пороге.
— Споткнулся? — с улыбкой переспросил Генрих. — Так и запомним.
Это звучало куда лучше, чем «Спаситель вытолкал епископа за дверь». Похоже на заголовок в бульварной газетенке, такое постеснялся бы опубликовать и Имре Фехер.
— Единственное, что мне грозит, — прервал размышления Натаниэль, — так это высылка из страны. Но тогда я просто продолжу опыты в Ютланде или Галларе.
— Это так чертовски далеко! — раздраженно отозвался Генрих. — Ты ведь не думаешь, что я смогу часто выезжать из Авьена?
— Я думаю над возможностью транспортировки материала.
— Заморозить кровь? Это возможно?
— Если плотно запечатать сосуд и постоянно поддерживать определенную температуру, то… — умолк, хмурясь и пощипывая усы. — Надо проверить холь-частицы на подверженность холоду. Пока не уверен, что они не потеряют свою силу. Если только…
Натаниэль в задумчивости обернулся, наблюдая за пузырьками, вскипающими в колбе. Генрих проследил за его взглядом и в нетерпении спросил:
— Только что?
— Вряд ли принцессы Эттингенские согласятся помочь мне, Харри.
— Шутишь? — фыркнул Генрих и снова размашисто зашагал по комнате. — Софья до смерти боится крови, а Ингрид не подпустит тебя и на пушечный выстрел. К тому же, обе ничего не понимают в алхимии. Но этого и не понадобится: пока я наследник империи — а я все еще наследник и Спаситель! — не пострадаешь ни ты, ни госпиталь.