— Ежели истину молвишь, — ласковым взглядом одарила любимца государыня, — можно еще подождать. Бог нас не оставит.
Вошел Лесток, придворный врач. Лесток был вторым человеком после Разумовского, которому государыня разрешала входить без доклада. Ему и Разумовскому она была обязана русским престолом. Именно они подняли гвардейцев на дворцовый переворот.
— Сегодня, смею заметить, прекрасно выглядите, — сказал Лесток с непринужденностью медика, привыкшего обходиться с пациентами без церемоний. — Позвольте проверить пульс.
Разумовский решил, что в его присутствии больше никакой необходимости нет, и вышел.
Как всегда, Лесток много и непонятно говорил о кровообращении и режиме сна. Елизавета Петровна почти не слушала его ученую болтовню, уверенная, что он пришел не затем, чтобы расширить ее познания в медицине, а о чем-то просить.
— У вас ко мне дело? — спросила она напрямик.
— Сущие пустяки, ваше величество, — обрадовался вопросу Лесток. — Меня заботит судьба графа Бестужева-Рюмина, Этот человек достоин высочайших милостей.
— Как! — удивилась Елизавета Петровна. — Вы только недавно исхлопотали ему звание сенатора. Уж не канцлером ли хотите его сделать? — добавила она с усмешкой.
— Ваше величество, не сделаете ошибки, если даже назначите канцлером, — невозмутимо ответил Лесток. — Пока же я прошу для него вакантное место главного директора над почтами.
Государыня долго молчала, прежде чем ответить.
— Хлопоча об этом господине, — наконец сказала она, — вы не думаете о последствиях. Вы этим связываете для себя же пук розг.
Елизавета Петровна знала Бестужева-Рюмина с того времени, когда тот служил у Бирона[3], знала его властолюбивый нрав и потому не хотела видеть рядом со своими приближенными. В то же время ей было трудно отказать своему врачу, которому доверяла во всем.
— Хорошо, — согласилась она, — скажите, чтобы написали указ. Но помяните мое слово: придет время, и вы раскаетесь в содеянном.
Лейб-медик стал молча откланиваться. Едва он ушел, как дверь отворилась снова, и на пороге появился Разумовский — на этот раз с сияющим лицом.
— Курьер из Або, капитан граф Петр Румянцев! — доложил он торжественным голосом.
Наконец-то! Елизавета Петровна даже поднялась со стула, забыв, что царствующим особам полагается принимать курьеров только сидя. Округлые щеки ее залились румянцем. Глядя на нее, Разумовский только сейчас по-настоящему осознал, с каким волнением ждала она этой минуты.
Румянцев вошел четким военным шагом, держа в левой руке форменную шляпу, в правой — пакет с сургучными печатями, отрапортовав, он подал пакет Разумовскому.
Государыня села на свое место, Разумовский вскрыл пакет, извлек из него бумагу.
— Виват, ваше величество! — вскрикнул он. — Победа! Шведы приняли наши условия, они уступили больше, чем мы ожидали.
— Читайте, — приказала государыня.
Разумовский стал читать вслух. То был текст согласованного мирного договора. В договор вошло почти все, что намечалось перед отправкой министров в Або, — пункт за пунктом: России отходила часть Финляндии, граница со Швецией устанавливалась по реке Кюмени…
Пока Разумовский читал договор, Елизавета Петровна не отрывала взгляда от вытянувшегося в струнку курьера, и чем дольше смотрела на него, тем больше он нравился ей. В этом высоком красивом юноше все дышало отвагой, силой, здоровьем. Широкий плоский лоб, глубоко сидящие спокойные глаза говорили к тому же о быстром уме, сочетающемся с рассудком.
Елизавете Петровне вспомнились дворцовые сплетни, по которым выходило, что сей юноша царских кровей, якобы рожден от великого государя Петра, а не от графа Румянцева. Знает ли он сам об этих разговорах и, если знает, верит ли им? Если и в самом деле все обстоит так, как поговаривают тайком придворные, то он, этот юноша, доводится ей братом.
Елизавета Петровна мысленно представила рядом с Румянцевым покойного родителя, но не смогла уловить между ними сходства. Черты лица молодого офицера были иными, чем у великого государя. И все же он был чем-то на него похож…
— Если не ошибаюсь, граф, — обратилась она к нему после того, как Разумовский кончил чтение, — вы назвали себя капитаном?
— Точно так, ваше величество, — ответил курьер. — Капитан граф Петр Румянцев.
— О нет, вы уже не капитан, — весело возразила государыня, — с сего часа вы полковник.
Румянцеву показалось, что он ослышался. Провожая его с пакетом в Петербург, отец что-то говорил о доброте государыни, но он не ожидал, что ее милость будет столь великой.
3
Бирон Эрнст Иоганн (1690–1772), граф, фаворит императрицы Анны Ивановны, создатель реакционного режима — бироновщины, который характеризовался засильем иностранцев, разграблением богатств страны, всеобщей подозрительностью, доносами, шпионажем, жестким преследованием недовольных.