Однако мы вовсе не хотим сказать, что здесь не было своих лидеров — «без них не в состоянии функционировать любое общество».[53] В.О. Ключевский, например, ставил во главе общества наряду со служилой аристократией также торговую.[54] А.Н. Насонов отводил купечеству — «наиболее деятельному и самостоятельному» «классу» северо-восточного края — уже первенствующую роль. Участие боярства в борьбе городов, считал он, лишь осложняло ее.[55] Мы полагаем, что несмотря на приведенные веские доводы, А.Н. Насонов преувеличивает социальное значение купечества. Летопись молчит о какой-либо выдающейся роли торговой прослойки.[56] Видимо, это не случайно. Купечество в XII в. еще политически «не созрело» до уровня руководства обществом. Их объединения, как на примере Новгорода и Пскова отмечает Ю.Г. Алексеев, «носили характер торговых предприятий, не имевших политического значения, т. е. не участвовавших непосредственно в управлении городом-землей», «их участие в политической жизни города-земли определялось их принадлежностью к тому или иному основному сословию».[57] По-нашему мнению, общественной жизнью городских общин руководило боярство.
Однако вопрос о происхождении, формировании и месте в древнерусском обществе боярства относится к числу дискуссионных в современной отечественной медиевистике. Поэтому считаем необходимым остановиться на нем.
С 60-х годов в советской историографии установились взгляды на боярство как на основную движущую силу развития русского общества домонгольского периода. Приход к власти бояр сопровождался ожесточенной борьбой с князьями. Наиболее концентрированное выражение эта концепция нашла в работах Б.А. Рыбакова. Древняя Русь представляется ему заполненной боярскими крепостями-замками, владельцы которых первенствуют и в экономике страны, владея мощными вотчинами с зависимыми смердами, и в политической жизни общества, имея политическую программу, предусматривающую управление князя той или иной волостью только по их воле. В противном случае следовала расплата. Князья тоже «не оставались в долгу, и боярские головы летели десятками».[58]
Нельзя сказать, чтобы эта концепция была нова — схожие взгляды неоднократно высказывались историками в прошлом.[59] Но в отечественной исторической литературе 60–80-х годов они получили детальную разработку. В таком ключе видит отношения бояр и князей в Новгородской земле В.Л. Янин. По его мнению, история Новгорода, начиная с XI в. насыщена антикняжеской борьбой кончанского боярства за правительственные прерогативы.[60] Цепь непрекращающихся кровавых столкновений боярской знати с князьями сопровождала развитие Галицко-Волынской земли, согласно Н.Ф. Котляру.[61] Как «боярско-аристократическую государственность» определяют суть общественных отношений в Северо-Восточной Руси Ю.А. Лимонов и Ю.А. Кизилов.[62]
Вместе с тем на роль боярства в древнерусской жизни и их отношения с князьями существуют и другие воззрения. По отдельным моментам выразили свое несогласие с изложенной точкой зрения Ю.Г. Алексеев и В.Б. Кобрин.[63] Совсем иначе оценивает положение боярства и князей в Древней Руси И.Я. Фроянов. Он считает, что «бояре предстают перед нами прежде всего как лидеры, управляющие обществом, т. е. выполняющие известные общеполезные функции»; «вместе с князьями они составили правительственную прослойку».[64] Эти положения развиваются в работах А.Ю. Дворниченко, С.С. Пашина, А.В. Петрова, Т.В. Беликовой, А.В. Майорова.[65]
Отправной точкой суждений о главенстве боярства в политической и экономической жизни Древней Руси является гипотеза об изначальности власти боярства, связанного своим происхождением с родоплеменной старейшиной, от которой была унаследована и их кастовость, и вторичность власти князя. Эту гипотезу обосновывает, используя в основном новгородский материал, В.Л. Янин. Тем самым он отодвигает процесс возникновения и формирования боярства в глубь веков, по сути дела снимая проблему длительного социального расслоения общества при переходе к классовым отношениям. Исследователь ставит нас перед фактом существования уже в IX в. сословия бояр — «непополняемой касты аристократов», противостоящей и князю, и всем другим социальным группам.[66] Эти построения оспаривает Ю.Г. Алексеев. Внимательно проанализировав источники, он пришел к выводу, что они позволяют представить по-другому генезис и развитие боярства. Боярство, по его мнению, появляется не из аристократической патронимии рода, а по мере социальной дифференциации территориальной общины. На определенном этапе замечается «четко выраженное выделение богатой и властной верхушки, соответствующей "боярству" древнейших известий о Новгороде». Следовательно, «эта верхушка является… не изначальным — первичным, а производным — вторичным элементом, результатом известного процесса социального развития».[67] И в дальнейшем боярство пополнялось за счет все более и более углубляющейся и убыстряющейся имущественной и социальной градации общины. Дальнейшее развитие этих, представляющихся обоснованными суждений логически ведет нас к необходимости признания того, что из общинного происхождения боярства должно следовать сохранение его связи с общиной на протяжении определенного времени, и даже зависимость. Такая привязанность к общине, безусловно, приводит, в свою очередь, к замедлению процесса и консолидации боярства как единого сословия. Выводы Ю.Г. Алексеева и следствия из них представляются нам важными и перспективными при рассмотрении социально-политических коллизий «на верхних этажах» аристократической верхушки Северо-Восточной Руси.
56
А.Е. Пресняков не без основания предположил, что «слово "купцы" имеет часто в старых летописных текстах широкое значение — горожане» (
57
58
59
60
61
62
63
65
66
67