В гипотезе о кривичской подоснове населения Новгородской земли есть и еще одно слабое место. Кривичи, по ПВЛ, заселяли в период складывания Древнерусского государства территории в верховьях рек Западной Двины, Днепра и Волги. Принадлежность им земель в бассейне р. Великой и возле Псковского озера — гипотеза, разделяемая не всеми исследователями.[75] О расселении кривичей в более восточных регионах Новгородской земли можно говорить только при отождествлении их с населением культуры ранних длинных курганов, но такая точка зрения, как сказано выше, также далеко не является общепризнанной. Более того, существует мнение, что ранние («псковские») и поздние («смоленско-полоцкие») курганы не обязательно связаны с одним этносом: между ними существуют серьезные различия в погребальном образе и инвентаре. Бесспорно объединяет те и другие только форма насыпи, от которой эти культуры и получили свои названия.[76] Следовательно, даже признание носителей культуры смоленско-полоцких длинных курганов кривичами не влечет автоматически за собой признание кривичской (и вообще славянской) принадлежности населения культуры псковско-новгородских длинных курганов. Таким образом, гипотеза о кривичской подоснове населения Новгородской земли опирается на два недоказанных положения.
Если же отказаться от представления о доказанности кривичской принадлежности первых славянских обитателей Псковщины, то следует в первую очередь учесть данные по смоленскому и полоцкому регионам, где кривичи несомненно обитали по меньшей мере с IX в. Если здесь также наблюдалось бы отсутствие второй палатализации, были бы бесспорные основания говорить о том, что это явление связано с кривичами. Но в смоленском и полоцком регионах неизвестны примеры сохранения г, к и х в позиции второй палатализации.[77] Если принять точку зрения, что кривичи (= население культуры длинных курганов) продвинулись сюда в VIII в. с севера,[78] остается непонятным, почему они утратили на новых местах расселения эту языковую особенность, в то время как их в значительной мере ассимилированные словенами собратья, оставшиеся в псковско-ильменском регионе, сумели ее сохранить.
Независимо от расхождения взглядов А. А. Зализняка и его оппонентов на древненовгородский диалект, они сходятся в одном существенном выводе (он является крупным достижением языковедческой науки): раннесредневековое славянское население Новгородской земли было в диалектном отношении гетерогенно. Но сторонники гипотезы о его «кривичской подоснове» при истолковании этой гетерогенности допускают, на мой взгляд, ошибку. Гетерогенность стала объясняться как результат смешения кривичей и словен, т. е. сами эти общности как бы априорно были признаны гомогенными. Между тем, как говорилось в Очерке 1, все (или по меньшей мере огромное большинство) славянские догосударственные общности раннего средневековья были в той или иной степени гетерогенны, сложились в результате смешения в ходе миграций группировок разной племенной принадлежности. Нет оснований сомневаться, что кривичи и словене не составляли здесь исключения, причем у вторых можно предполагать особенно высокую степень гетерогенности: если наименование кривичей носит «патронимический» характер (что позволяет допустить наличие сильного ядра, связанного общностью происхождения), то у словен в качестве этнонима выступает общеславянское самоназвание, что свидетельствует в пользу формирования этой общности путем объединения ряда группировок, ни одна из которых не была преобладающей. Ареал древне-новгородского диалекта совпадает с пределами расселения словен, и остается признать, что все выявленные здесь раннесредневековые языковые особенности связаны с составными частями словенской общности, бесспорно обитавшей в этом регионе.
По вопросу о том, откуда переселились словене, высказывались две точки зрения: 1) словене пришли с Юга, из Поднепровья; 2) словене — выходцы из западнославянского региона.[79] Новейшие лингвистические данные показывают, что, с одной стороны, древненовгородский диалект имеет сходные черты с южнославянскими (в первую очередь — словенским) языками, с другой — ряд особенностей связывает его с языками западнославянскими (лехитскими в первую очередь).[80] Вероятно, общность словен сложилась из нескольких группировок, вышедших из разных регионов.[81] Одну из них составили выходцы из западного (балтийского) славянства: давно отмечены близкие аналогии со славянами южного побережья Балтийского моря в керамике и других элементах материальной культуры.[82] Возможно, переселение в Поволховье балтийских славян имело место главным образом в короткий отрезок времени в середине IX в., после того как славянская общность ободритов (обитавшая на нижней Эльбе и на юго-западном побережье Балтики) была подчинена Восточнофранкским королевством.[83] Что касается «южных» черт словен, то они могут быть связаны с населением культуры сопок.[84] Не исключено, что оформление этнополитической общности с самоназванием словене произошло только в IX столетии, после слияния «южной» и «западной» группировок.
75
См.: Булкин В. А., Дубов И. В., Лебедев Г. С. Указ. соч. С. 81–85; Мачинский Д. А. Этносоциальные и этнополитические процессы в Северной Руси (период зарождения древнерусской народности) // Русский Север. Л., 1986. С. 5–23. Мнение о существовании «псковских кривичей» покоится на двух аргументах. В летописном рассказе о призвании Рюрика с братьями кривичи упоминаются среди общностей, приглашающих князя, и один из братьев, Трувор, сел в Изборске, следовательно Изборск (близ Пскова) был центром кривичей. Но если следовать такой логике, Белоозеро, в котором сел третий брат, Синеус, нужно считать центром мери (которая, согласно древнейшему варианту легенды, наряду со словенами и кривичами приглашала князей). Между тем достоверно известно, что на Белоозере жила весь, а не меря. (Объяснение перечня приглашающих «племен» и центров, в которых сели братья-варяги, без допущения существования «псковских кривичей» см.: Ма-чинский Д. А. Указ. соч. С. 7–23.) Второй аргумент исходит из распространения на Псковщине культуры длинных курганов, принадлежность которой кривичам не доказана (см. выше).
76
Шмидт Е. А. О смоленских длинных курганах // Славяне и Русь. М., 1968; он же. Погребальный обряд смоленских кривичей VIII–X вв. // Древнерусское государство и славяне. Минск, 1983; Енуков В. В. Псковские и смоленские длинные курганы (по данным погребального обряда) // Советская археология. 1992. № 1; он же. Ранние этапы формирования смоленско-полоцких кривичей. М., 1990. С. 136–154.
77
Николаев С. Л. К истории. С. 55–57; Зализняк А. А. Древненовго-родский диалект (1993) … С. 197. Этот факт (как и другие отличия говоров псковского и смоленско-полоцкого регионов) вынуждает А. А. Зализняка прибегать к постоянным оговоркам: процесс второй палатализации не произошел у предков только северных (т. е. псковских) кривичей; на южнокривичский (т. е. смоленско-полоцкий) диалект, по-видимому, наложился мощный пласт явлений южного происхождения [Зализняк А. А. Древненовгородский диалект (1988) … С. 166; он же. Древненовгородский диалект (1993) … С. 232]. Но если у псковских и смоленско-полоцких кривичей — разные языковые предки, то надо признать, что одни из них — не кривичи; поскольку славянское население смоленско-полоцкого региона бесспорно являлось кривичским, неизбежен вывод, что население псковского региона кривичами не было.
79
См.: Янин В. Л. Древнее славянство и археология Новгорода // Вопросы истории. 1992. № 10. С. 54–56.
80
Зализняк А. А. Новгородские берестяные грамоты. С. 119–122, 160–161, 168–174, 177, 218.
81
О гетерогенности населения Приильменья говорят и археологические данные (см.: Конецкий В. Я. Центр и периферия Приильменья в IX–X веках: особенности социально-политического развития // Новгород и Новгородская земля: история и археология. Вып. 8. Новгород,1994. С. 52–53).
82
Горюнова В. М. О раннекруговой керамике на Северо-Западе Руси // Северная Русь и ее соседи в эпоху раннего средневековья. Л., 1982; она же. Проблемы происхождения западнославянской керамики в Приильменье // Новгород и Новгородская земля… Вып. 8; Носов Е. Н. Новгородское (Рюриково) Городище. Л., 1990. С. 164–166
83
См.: Горский А. А. К вопросу о происхождении славянского населения Новгородской земли // От Древней Руси к Новой России. Сб. статей в честь Я. Н. Щапова (в печати).
84
В последнее время на основе новейших археологических разысканий высказано мнение о появлении славянского населения в При-ильменье в III четверти 1-го тыс. н. э.; культура сопок признается следующим этапом их развития (см.: Конецкий В. Л. Раннеславянская культура Северо-Запада: опыт построения теоретической модели // Новгород и Новгородская земля: история и археология. Вып. 13. Новгород, 1999).