Франция обслуживала экономику Третьего Рейха. Найти работу Г.К. Графу, немолодому эмигранту из России, хотя и с финляндским паспортом, с трудом говорившему по-французски, да еще после немецкого концлагеря состоявшего под надзором Гестапо, было сложно. Французы предпочитали нанимать французов. Его старший сын Владимир, инженер фирмы «Жермон-Шнайдер», приезжая на выходные в Париж, привозил продукты. Однако на его небольшое жалованье семья не могла выжить. В конце концов, Г.К. Граф устроился в фирму инженера-изобретателя Кузнецова, коммерческого посредника между французскими и германскими промышленниками по поставке электромоторов.
После освобождения Парижа коллаборационисты-французы сумели примазаться к победителям и избежали наказания. В связи с быстрым притоком в Сопротивление тысяч лжеучастников журнал «Эспри» в первом после Освобождения номере в декабре 1944 г. признал:
«Лучшие люди Сопротивления были высланы или расстреляны, остались же большей частью осторожные и те, кто присоединился к нему в последнюю минуту. То, что существует сейчас, – это лишь тень того Сопротивления, которое было на самом деле».[467]
В воспоминаниях Г.К. Графа рассказано, как под прикрытием обвинений в коллаборационизме, зачастую ложных, французы, нередко вчерашние коллаборационисты, занимались грабежами эмигрантов из России. Желая избежать раздоров, генерал Ш. де Голль объявил героями Сопротивления всех французов, отменил вишистское законодательство и обещал восстановить и расширить демократические свободы. По постановлению от 28 ноября 1944 г. для рассмотрения дел об измене и коллаборационизме был создан специальный судебный аппарат. 39 тыс. коллаборационистов приговорили к тюремному заключению и около 2 тыс. 800 коллаборационистов – к смертной казни, но казнили лишь 767 человек.[468] 17 мая 1945 г. де Голль помиловал маршала Петэна, своего бывшего начальника, которому до войны посвятил книгу и который содействовал его военной карьере: расстрел заменил пожизненным заключением.[469] Создали также комиссии по расследованию «незаконных прибылей», полученных от торговли с врагом, на черном рынке и т. д. Но уже с 1948 г. шла кампания реабилитации и самооправдания вишистских коллаборационистов, завершившаяся принятием, во имя единства нации, закона, который запретил напоминать о коллаборационизме.
После войны вел. кн. Владимира Кирилловича приютила франкистская Испания и несколько лет он не решался навестить Францию. Он не ответил на письма Г.К. Графа, и больше они никогда не виделись. В 1950 Г. вслед за сыном Владимиром Георгий Карлович с женой и сыном Кириллом переехал в США, в Сан-Франциско. Там он, бывший моряк российского военного флота, стал членом Русской кают-компании. С 1951 Г. он жил в Питтсбурге, на жизнь зарабатывал в основном преподаванием русского языка. Америка ему полюбилась больше, чем Европа, и в 1953-м он принял американское гражданство.
В СССР книги Г.К. Графа таились в спецхранах библиотек. Лишь после развала коммунистического режима появилась возможность переиздать их и сделать общедоступными. Вслед за увидевшими свет в России книгами «Моряки: Очерки из жизни морского офицера (1897-1905)», «Императорский Балтийский флот между двумя войнами: 1906-1914», «На „Новике“: Балтийский флот в войну и революцию» и «На службе Императорскому Дому России: 1917-1941» готовится научно комментированное издание его книги «Фронтсталаг», которая станет заключительным пятым томом его воспоминаний.
Книги воспоминаний Г.К. Графа значительно расширяют знания и представления читателей о военно-морской истории России, о событиях Революции 1917 г. на флоте, о Гражданской войне на Северо-Западе нашей страны, о Легитимном движении в монархической эмиграции, о пореволюционной Младоросской партии, о жизни русской эмиграции в Германии и во Франции.
Париж времен оккупации и освобождения: 1942-1944
Г.К. Граф ПАРИЖ БРЕМЕН ОККУПАЦИИ И ОСВОБОЖДЕНИЯ: 1942-1944
Переезд из Компьена в Париж мне хорошо запомнился.
Нам приходилось вести с собою не только наши вещи, но и запасы провизии, которые нам удалось раздобыть. Иначе нам пришлось бы очень трудно первое время в Париже. Таким образом, мы были страшно перегружены, а в те времена приходилось главным образом ходить пешком и все тащить самим. Мне пришлось тащить две корзины весом приблизительно по 18-ти фунтов каждая. Они были заполнены картофелем, луком и другой зеленью. Жена[470] была перегружена чемоданами и разными пакетами (часть вещей увез уже наш старший сын[471]) и должна была следить за Кириллом.[472] Но и он должен был тащить кое-какие вещи.
Поезд был переполнен, и нам пришлось стоять. Еще хорошо, что можно было поставить вещи в коридоре. Переполнение поездов тогда было обычным явлением. Особенно бывали переполнены пригородные поезда, возвращающиеся в Париж. Пассажиры были нагружены всякого рода провизией, которую им удалось раздобыть в деревнях.
Но самое худшее нас ожидало в Париже. Такси уже давно не существовали за отсутствием бензина. Были немногочисленные, так сказать, «эрзац такси», то есть велосипеды, впряженные в тележки для одного или двух человек. Плата за них была чрезвычайно высокая, особенно если они видели беспомощное положение путешественника. Единственным для нас выходом было метро, но дойти до станции и потом до дома потребовало больших усилий.
Когда мы переселились в Париж,[473] то для меня возник срочный вопрос о получении новой «карт д-идентитэ»[474]. Моя карта была и просрочена, и выдана в Ренн, по моему прежнему местожительству. Теперь я должен был получить карту из «Префектур де Полис»[475] Парижа. Все иностранцы должны были менять этот документ ежегодно и для этого совершать паломничество в префектуру. «Карт д-идентитэ» являлись контролем иностранцев, и так за них надо было платить и довольно много, то они являлись особым налогом на иностранцев.
Русские эмигранты особенно не любили эти паломничества, уже не говоря о том, что они отнимали много часов, но кроме того чиновники префектуры обычно бывали чрезвычайно нелюбезны. Они относились так, точно оказывали большую милость, выдавая вам документ, который по закону должны были выдавать, и за который иностранец платил.
Конечно, отношение к иностранцам были не одинаковы, и все зависело от того, чье подданство имел данный иностранец. К бесподданным французские чиновники относились свысока. К русским было особенно плохое отношение, так как французы считали, что во Францию понаехало слишком много эмигрантов, и они отнимают работу от французов.
У меня был финляндский паспорт,[476] поэтому отношение ко мне было несколько лучше, но и не слишком почтительное, так как Финляндия была маленьким государством. Главное же, что многие чиновники не знали, что это за страна и где она находится. Один чиновник очень удивился, когда я ему сказал, что она – в Европе. Он признался, что всегда считал, что она где-то в Африке.
Совершить путешествие в префектуру для меня было очень скучным делом. Но я не мог откладывать, так как в такое тревожное время, которое мы переживали, было очень неосторожно иметь просроченный французский документ. Если бы меня случайно остановил какой-нибудь полицейский, и я ему предъявил бы просроченную «карт д-идентитэ», то никакой немецкий документ не спас бы меня, и я оказался бы в ближайшем комиссариате. Одним словом, освободившись от немецкой полиции, я мог бы попасть в руки французской. Поэтому я через несколько дней отправился в префектуру.
469
Подробнее об отношениях генерала Ш. де Голля с маршалом Петэном см.:
473
Семья Г.К. Графа поселилась в 16-м аррондисмане (административном районе) Парижа, в Пасси. Тогда там жили многие эмигранты из России, в том числе писатели А.М. Ремизов, супруги Д.С. Мережковский и 3. Н. Гиппиус. Сначала сын Г.К. Графа снял квартиру на улице Жака Оффенбаха, 1, пустую после отъезда И.А. Бунина с женой на Юг Франции, в Грасс. В этом же доме жил художник П.А. Нилус (а ранее – Н.Д. Авксентьев, А.И. Куприн). В 1944 г. по требованию Бунина семья Г.К. Графа освободила квартиру и переехала в другой дом в Пасси.
474
475
476
Уволенный 3 апреля 1918 г. с Балтийского флота капитан 2-го ранга Г.К. Граф остался в Гельсингфорсе (Хельсинки), перешел на финляндскую службу и принял финляндское гражданство.