Все русские деспоты не любили и боялись литературы, ибо ее влияние действенно не только в пространстве, но и во времени. И пусть не покажется этот фактор, фактор литературы, малозначищим. Как ни парадоксально, уверенность в конечном благоприятном исходе нашей исторической судьбы дает нам именно факт существования великой русской литературы. Когда-то Чаадаев сказал, что каждый из русских людей собственным усилием связывает настоящее с прошедшим. Разумеется, таких связывающих – единицы. Но этими «единицами» оказались великие писатели. И они свое открытие русской истории сделали достоянием общественного сознания. Русская литература стала русской Библией, творцом нравственно-исторических смыслов для своего народа.
Поэт и писатель Карамзин создает самое значительное свое произведение – «Историю государства Российского». Пушкин заявляет, что гордится своим шестисотлетним дворянством, пишет «Арапа Петра Великого», «Капитанскую дочку», «Историю Пугачёвского бунта», «Историю Петра», «Мою родословную», где говорит о себе в контексте российской истории. Не забудем и того, что «Война и мир» не просто великий, а великий исторический роман, наполненный историософскими рассуждениями. Весь XIX век русская литература ведет летопись русской общественной жизни (Тургенев, Достоевский, Лесков, Чехов), параллельно создаются грандиозные «Истории» – С.М. Соловьёва, В.О. Ключевского. В ХХ веке (сначала, пока было возможно это делать честно, открыто, а потом – потаенно) продолжалась эта летопись: периода революционных смут, Гражданской войны и дальнейших потрясений России – И. Бунин, М. Булгаков, И. Бабель, М. Шолохов, А. Платонов, В. Гроссман, В. Шаламов…
Реально перестройка принесла прежде всего возрождение и возвращение русской классики XIX и ХХ столетий. Да и началась она с публикации ранее запретных литературных произведений. Тогда-то и стало внятно до конца нашему сознанию, что свободную мысль мы привыкли искать за последние два столетия не только на Западе, но и в нашей отечественной литературе. Внесенные Карамзиным и Пушкиным европеизм, европейское чувство свободы и историзма были усвоены и переработаны русской классикой, превратившись в наше национальное достояние и наследство. С известной долей уверенности можно сказать, что освобождением от тоталитарного гнета мы не в последнюю очередь обязаны нашей классике, сохранившей для нас историческую память. И донесшую до нас, разъяснившую нам весьма существенную русскую проблему – проблему отцов и детей.
Русская литература сказала жестокую правду о нашей жизни, о нашем прошлом, осмысляя его. Но это те наработанные смыслы, то наследство, которое мы должны принять, чтобы жить дальше, развиваясь. И это возможно, ибо в самой нестабильности русской истории, о которой я говорил в самом начале, есть залог изменения и прогресса. Именно эту задачу поставил перед русской культурой великий отечественный мыслитель Владимир Соловьёв. В 1897 г., под самый закат эпохи отечественной классики, он писал в статье «Тайна прогресса»: «Современный человек в охоте за беглыми минутными благами и летучими фантазиями потерял правый путь жизни. Перед ним темный и неудержимый поток жизни. <…> Но за ним стоит священная старина предания – о! в каких непривлекательных формах – но что же из этого? <…> Вместо того, чтобы праздно высматривать призрачных фей за облаками, пусть он потрудится перенести это священное бремя прошедшего через действительный поток истории. Ведь это единственный для него исход из его блужданий… <…> Дело одно: идти вперед взяв на себя всю тяжесть старины. <…> Вот тайна прогресса, – другой нет и не будет»[917] (курсив мой. – В.К.).
Разумеется, от проявления «взрослости» культуры, обозначившейся в ее словесности, шаг к «взрослости» общества и народа – не простой и не элементарный. В истории не существует прямых и механических взаимосвязей. Русская классика указывает лишь на возможность такого повзросления, что, однако, в сочетании с явной изменяемостью российского исторического процесса делает эту возможность весьма вероятной. Ибо в культуре есть четко указанный ориентир исторического прогресса (русская классика!), который предполагает рано или поздно и решение проблемы отцов и детей – в эволюционной смене поколений, умеющих с достоинством принимать все свое культурное наследство, гуманизируя и приумножая его.