Любопытную историю авторам рассказал житель Белгородской области Борис Черных. В Алексеевском районе, где в период оккупации жили его родственники, шла активная вербовка в полицию. В одном селе по приказу старосты собрали молодежь для отправки в Германию. Перед тем как направить колонну мобилизованных на железнодорожную станцию, староста спросил, нет ли тех, кто желает служить в полиции. Из строя вышел юноша 17 лет. В течение часа он заполнил все документы, получил белую повязку, винтовку, паек и вечером вернулся домой. Дома его встретили мать, отец и дед. Узнав, каким образом он заплатил за свободу, отец, воевавший в годы Гражданской войны в Красной армии, достал нагайку и высек сына. На следующий день, отойдя от побоев, паренек убежал в лес, откуда по ночам возвращался в деревню, чтобы попросить у соседей хлеба и молока. Месяц спустя его задержала партизанская разведка. Юноша рассказал свою историю командиру отряда, и его, после проверки, зачислили в ряды народных мстителей. После освобождения Белгородской области отряд проверяли органы госбезопасности СССР. Допросив парня, чекисты отдали приказ о его аресте. За измену Родине (а вернее, за попытку измены) молодой партизан получил 10 лет с отбыванием наказания в исправительно-трудовом лагере. Из лагеря он не вернулся, жизнью заплатив за сутки, проведенные в полиции[76].
Очень большое внимание уделялось и вербовке в полицию советских военнопленных командиров (офицеров, сержантов) и рядовых РККА. Уже летом 1941 г. из плена были выпущены сотни тысяч красноармейцев[77], некоторые из которых согласились поступить в службу порядка. Начальники гарнизонных и полевых комендатур нередко давали указания бургомистрам о наборе полицейских из числа военнопленных. Так, бургомистр Ржева П. А. Сафронов получил разрешение коменданта отобрать из лагеря военнопленных 65 человек, чтобы укомплектовать ими четыре полицейских участка[78]. В этом смысле показательна судьба жителя Ржева Дмитрия Пояркова. Он ушел на фронт, 13 октября 1941 г. попал в плен, после чего содержался в Ржевском лагере военнопленных. Его жена, узнав от знакомых, что ее муж находится в лагере, подала на имя бургомистра Ржева заявление. 10 ноября 1941 г. Поярков в числе других 18 человек был взят на поруки. 4 декабря 1941 г. его назначили квартальным старостой. 18 декабря 1941 г. Поярков стал полицейским 3-го участка[79].
Характерен случай, произошедший с бывшим старшим лейтенантом РККА Василием Таракановым,—в последующем командиром роты полиции в составе «особого подразделения по борьбе с бандитизмом» («группа Шмидта»). Тараканов воевал на Калининском фронте, во время одного из боев был ранен и попал в плен. В течение двух месяцев он находился в одном из лагерей для пленных офицеров в Смоленской области. Там Тараканова заметили вербовщики. С разрешения коменданта лагеря они отвезли пленного в немецкий военный городок, где изысканно накормили и уложили спать в чистую постель. Утром все повторилось, а вечером предложили выбирать: «или служить Великой Германии, или снова отправиться в лагерь». Тараканов принял первое предложение[80].
Бывшими военнопленными была насыщена служба порядка Монастырщинского района Смоленской области. По словам В.Г. Грачева, работавшего начальником 2-го отдела районной полиции и задержанного после войны сотрудниками НКВД, он курировал работу 11 участков. Участок в Монастырщине возглавлял бывший лейтенант Красной армии Василий Бойко. Ему подчинялось 60 человек. Вторым участком, расположенным на больничном дворе райцентра, командовал Леонид Кленов, бывший лейтенант РККА. Ему подчинялось около 60 полицейских, в основном из числа бывших военнопленных. Третий участок дислоцировался в селе Стергимово. Тридцатью полицейскими командовал бывший лейтенант Николай Кремлев. Полиция села Сычевка Барсуковской волости состояла из 20 человек, во главе с неким Корольковым. В селе Досугово начальником полиции (личный состав участка — 20 человек) был Жаренков. 20 и 40 полицейских охраняли порядок в селе Лосево и Татарске, соответственно. В Кадино было 15—20 полицейских. Бывший военнопленный лейтенант РККА возглавлял полицию села Доброселье Татарской волости. Ему подчинялось 40 человек. Аналогичная картина была и в селе Любавичи. Наконец, в одиннадцатом участке, расположенном в селе Льда, служило 20 стражей порядка[81].
В полицию часто попадали и красноармейцы из числа перебежчиков и окружёнцев. Так, в конце 1941 г. бывшие бойцы и командиры 3-й и 13-й армий Брянского фронта пополнили полицейские органы и подразделения народной милиции Локотскош самоуправления[82]. В разведсводке УНКВД по Сталинградской области от 16 октября 1942 г. отмечалось, что «в состав старост и полицейских немцами вербуются изменники Родины», в частности, «старшим полицейским на хуторе Орехово работает Климов Александр, 25—26 лет, он добровольно перешел из Красной армии на сторону немцев под хутор Лошвской и немецкой полицией назначен старшим полицейским»[83]. Исследователь В. Коровин констатирует, что на территории Курской области «некоторые из воинов-окруженцев как представители мужской части гражданского населения призывались оккупационными властями на службу в полицию»[84].
Разумеется, личный состав лагерной полиций набирался исключительно из военнопленных, требования к которым в циркулярном порядке специально не оговаривались. Поэтому на полицейских должностях могли оказаться военнослужащие разных возрастов, званий и национальности.
Не отказывались вербовщики от того, чтобы принимать на службу представителей интеллигенции (как творческой, так и технической). Почти повсеместно интеллигенция составляла основу гражданской администрации, принимала активное участие в создании полицейских органов и в первое время даже возглавляла их, пользуясь едва ли не полным расположением немцев.
Начальником управления полиции Смоленска с конца 1942 г. и вплоть до освобождения города был Николай Георгиевич Сверчков, который до войны проживал в Калинине и работал художником. По воспоминаниям бургомистра Смоленска Б.Г. Меныпагина, Сверчков говорил: «Лучше перестрелять, чем не дострелять». В 1943 г. Сверчков возглавил полицию Минска, затем руководил полицейской школой, вступил в РОА, был награжден «Железным крестом» и медалями, а в конце войны получил немецкое подданство[85].
Начальником полиции в Белгороде был бывший старший инженер маслозавода Белых, репрессированный в конце 1930-х годов[86]. В Ржеве секретарем городской полиции был Константин Кириллов, подозревавшийся в причастности к «вредительской организации» работников местной промышленности[87]. Начальником полиции в станице Татаровской (Краснодарский край) был некто Бураков — бывший директор фабрики[88]. Секретную часть полиции Армавира возглавлял бывший преподаватель физики педтехникума Подбережный[89].
Разумеется, сотрудниками службы порядка становились и лица с уголовным прошлым. Так, Иван Анисимович Речкалов, будучи досрочно освобожден из места заключения, где он отбывал наказание за кражу, и, уклонившись от мобилизации в Красную армию, в августе 1942 г. добровольно поступил на службу в полицию, откуда через некоторое время «за ревностное отношение к службе» был переведен в зондеркоманду 10а[90]Однако процент подобных граждан, вопреки распространенному мнению, был незначительным, если не сказать ничтожным, так как криминальные личности не пользовались доверием у немцев. При проверке кандидата с его поручителей требовали расписку в том, что «будущий полицейский в партии коммунистов и комсомольцев не состоял, судим не был, и поведения хорошего»[91]. Эта позиция неоднократно озвучивалась и в оккупационной прессе, где «уголовники-урки» то и дело назывались лучшими друзьями большевиков[92].
80
Великанов М., Попинако М. Возмездие / Книга памяти мирных жителей. Смоленск, 2005. Т. 6. С. 80—81.
81
Цынман И. «Бабьи Яры» Смоленщины / Книга па1мяти мирных жителей. Смоленск, 2005. Т. 5. С. 99—100.
82
Дробязко С.И. Вторая мировая война 1939—1945: Русская освободительная армия. М., 2000. С. 28.
83
Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Сборник документов. Т. 3. Кн. 2. От обороны к наступлению. 1 июля — 31 декабря 1942 года. М., 2003. С. 285.
85
Меныиагин Б.Г. Воспоминания: Смоленск... Катынь... Владимирская тюрьма... Париж, 1988. С. 88; Федоров Е. С. Указ. соч. С. 201.