«Братия, слышите, что глаголет Господь в еуангелии: Иже аще кто положить душу свою на другы своя, то велик наречется в царствии небесном. Нам же ныне не за один друг или за два положити душа своя, но за толко народа в полону суща, а инии избьени суть, а жены их и дщери осквернени суть от поганых. И ныне, аже за толко народа положим душа своя да вменится нам слово Господне в спасение»[496]
Точно так же, когда речь заходит о том, чтобы не ехать в Орду по приглашению хана, а отправить туда еще одного своего сына, князь, как мы помним, отвечает:
«…Видите чада моя, яко не требует вас царь, детей моих, ни иного которого, развее меня, но моея главы хощет. Аще бо аз суда уклонюся, то отчина моя вся в полону будет, и множество крестьян изьбъени будут. Аще ли после того умрете же ми есть, то лучше ми есть ныне положити душу свою за многыя душа».
Не менее показательно и то, что, согласно уже знакомому нам тексту Повести, князь имел правое (буквально!) сердце оно почему-то оказывается расположенным у него с десной страны:
«…И се един ото безаконых именем Романец, и извлек великии нож, и удари и святого в десную страну, и обращая нож семо и овамо, отреза честное сердце его».
Эту странную деталь объясняют библейские тексты:
«…Соломону же, сыну моему, дай сердце правое, чтобы соблюдать заповеди Твои, откровения Твои и уставы Твои, и исполнить все это и построить здание, для которого я сделал приготовление'[497];
Щит мой в Боге, спасающем правых сердцем[498];
Ибо вот, нечестивые натянули лук, стрелу свою приложили к тетиве, чтобы во тьме стрелять в правых сердцем[499];
Веселитесь о Господе и радуйтесь, праведные; торжествуйте, все правые сердцем[500];
Продли милость Твою к знающим Тебя и правду Твою к правым сердцем[501];
А праведник возвеселится о Господе и будет уповать на Него; и похвалятся все правые сердцем[502];
Ибо суд возвратится к правде, и за ним последуют все правые сердцем[503];
Свет сияет на праведника, и на правых сердцем — веселие[504]; Благотвори, Господи, добрым и правым в сердцах своих»[505].
И, наконец, самая главная для нас цитата:
«…Сердце мудрого — на правую сторону, а сердце глупого — на левую»[506].
Другими словами, по мнению автора Повести, Михаил, несомненно, мудрый праведник (ср.: князь крепкым… умом исполнен смирения).
Интересно, что в поздних версиях Повести редакторы стараются всячески затушевать роль, которую сыграл в гибели Михаила Юрий Московский. Тем не менее, образная система Повести при всех купюрах и редакционных изменениях остается нетронутой. А вместе с ней сохраняются и те скрытые оценки, которые давал своим персонажам автор первоначального варианта. Одной из таких говорящих деталей мне представляется следующее упоминание: сразу же после убийства князя
«…вежу же блаженаго разграбиша русь и татарове, а честное тело его повергоша наго никим же не брегамо. Един же приеха в торг и рече:…Се уже повеленое вами створихом. Кавгадыи же и великий князь Юрьи приехаша вскоре над тело его, Кавгадыи видя тело наго повержено и глаголя с яростию, рка к великому князю Юрью:…Не брат ли ты стареишии как отец князь великий? Да чему тако лежит тело его наго повержено? Великий же князь Юрии повеле своим покрыти тело его котыгою[507] своею юже ношаше, и положиша его на велице дьске, и взложиша и на телегу, и увиша, и ужи крепко, и привезоша и за реку, рекомою Адж, еже зовеца Горесть»[508]
Сходный сюжет мы анализировали в «Повести об убиении Андрея Боголюбского». Интересно, что в данном случае роль ворога, еретика, жидовина, Анбала исполняет Юрий Московский! Он оказывается даже хуже Кавгадыя, упрекающего его в пренебрежении к брату стареишему, который для московского князя как отец князь великии. Тем самым, как считает A. Л. Юрганов,
«…автор призывал не к единству равных князей, а к восстановлению феодального правопорядка: младшие князья должны подчиняться старшим. Юрий Данилович поднял руку на…брата старейшего!»[509]
Однако этим дело не ограничивается. Бытовой, на первый взгляд, сюжет, видимо, играет в повествовании еще и дополнительную символическую роль. Он может рассматриваться как своеобразное воплощение пророчества Иезекииля, обращенное к дщери Иерусалима (т. е., скорее всего, ко второстепенному городу, зависящему от другого города; в первом случае речь могла идти о Владимире, во втором о Твери) и предсказывающее ее возрождение и великое будущее:
509
Юрганов А. Л. У истоков деспотизма//История Отечества: Люди, идеи, решения. Очерки истории России IX начала XX в. М., 1991. С. 50.