Пленники тогда воспринимались как заложники, и их жизнью не пренебрегали. «Вскоре бой прекратили ради пленников, из боязни, чтобы их не убили; действительно, в их числе были знатнейшие». Итак, после первой атаки боевые действия остановили, и оставшийся день прошел в переговорах. Почти наверняка они были бесплодными, коль скоро норманны вновь ушли в море со своими пленными. Несомненно, их увезли в Ирландию, и после этого герцог выкупил каждого за серебро сообразно весу пленника{297}. В ту же эпоху (ранее 1013 г.), несомненно, те же люди внезапно похитили в Сен-Мишель-ан-л'Эрм виконтессу Лиможа Эмму. Мужу пришлось платить за нее золотом, выдать «огромную массу» драгоценностей, взяв их в церковных сокровищницах[81], но потребовалось вмешательство герцога Ричарда Руанского, чтобы похитители ее вернули — уже после выплаты выкупа…
Вот выкуп прежде всего и отличает это береговое сражение от боев внутри страны между графами и сеньорами Аквитании в их междоусобных войнах. Во всяком случае Адемар Шабаннский, возможно, признает это: ведь, читая «Convention», встречаешь подозрительный намек на то, что пленные рыцари, возвращенные сеньором де Лузиньяном по приказу графа, могли бы принести первому доход[82].
Рассчитывали ли бойцы на выкуп до тех пор, пока один серьезный случай не омрачил войну между сеньорами Лиможа (епископом и его братом виконтом, 1010/1015 гг.) и Журденом, сеньором Шабане? Для борьбы с последним братья воздвигли замок Боже в Сен-Жюньене при помощи герцога Гильома, который, возможно, насколько я по прочтении «Conventum» а представляю ситуацию, внес средства и одновременно дал политическую гарантию… Как только герцог уехал, Журден с элитой (своими всадниками) решил атаковать Боже, а епископ выставил против него многочисленный ост[83]. «В разгар зимы завязалось упорное сражение. Пролилось много крови, лимузенцы обратились в бегство, и победитель Журден удалился вместе с многочисленными сеньорами (principes), которых он пленил; он уже полагал себя в безопасности, когда получил сзади удар по голове, нанесенный рыцарем, которого он ранее поверг наземь» (и не разоружил, не связал?). «От этого он умер, и в отместку его люди тотчас пронзили пленников, пролив им кровь, и те испустили дух. Их оплакали с большей скорбью, нежели тех, кто пал в сражении». Несомненно, они были знатней. Казалось, все еще поправимо, и выиграть войну взялся незаконнорожденный брат Журдена. Неизвестно как, «он вскоре захватил Эмери, брата епископа, и держал его в плену вплоть до разрушения оного замка» (Боже, из-за которого разгорелась война){298}.
Итак, больше, чем на выкупы, сеньоры-тюремщики, несомненно, рассчитывали на уступки, когда брали пленных и заключали их в свои замки, часто представлявшие собой высокие деревянные башни, а восточнее — постройки на обрывистых отрогах, возвышающихся над долинами Центрального массива{299}.
Поэтому они обращались с этими пленными рыцарями более или менее по-дружески, чередуя посулы и угрозы; пленников иногда даже ослепляли, но убивать опасались из боязни ответных мер и осуждения со стороны всей знати.
Таких пленников редко брали честным путем, в открытом бою и ради того, чтобы люди из хорошего общества не убивали друг друга. Нет, похоже, прежде всего (равно как и для взятия замков, и во Франкии, и здесь) рассчитывали на дерзкие хитрости и даже на настоящие предательства близких. Два брата-виконта Марсийяка, причем во время Пасхи и несмотря на мир, скрепленный клятвой, совершили настоящее клятвопреступление по отношению к третьему брату Одуэну, после того как приняли его, угостили и приютили в одном из своих родовых замков. В самом деле, «они захватили его в плен, отрезали ему язык, выкололи глаза и тем самым вернули себе Рюффек» (спорный замок){300}. Конечно, лейды могли поступить и хуже, распилив человека пилой, как Сихара, но, в конце концов, и это обращение тоже не было нежным. Борьба за родовую вотчину, «честь», всегда, даже в самые рыцарские времена Средневековья (около 1100 г.), будет приводить к яростной вендетте в отношениях между ближайшими родственниками{301}.
82
83
Мобилизованный путем «мирного договора», наподобие Буржского 1038 г.?В конце концов, нельзя сказать, что это невозможно.