Выбрать главу

Думать, как ему предложили, царевич даже не стал.

– Не согласится… ааах… – тут же зевнул в ответ он.

– Это оставляет нам конунга. А он, во-первых, некоммуникабелен, а, во-вторых, нетранспортабелен.

– И кто… ааах… тогда?.. – сквозь подступающий с новыми силами сон пробормотал Иван.

– Не знаю, – Сенька пожала плечами, заодно выскальзывая из кафтана. – Но если разобраться, не один ли пень? Лишь бы по крови подходили. А там пусть хоть прапрадедушку с костяной ногой с печки снимают и отправляют.

– Нам, может… ааах… и никакой… – неумолимо ускользая в страну теплых грез, повернулся на другой бок Иван и снова скрылся с головой под мохнатой шкурой. – А для них… трон… ааах… преемственность… династии… ааах… отец… за дедом… то есть, дед… ааах… за бабкой… бабка… за внучкой… внучка… внучка… ааах… внучка…

– А ежели еще лучше разобраться, то нам-то какая разница, какая зараза будет совершать на наш север набеги – законный Олаф или случившийся в нужном месте в нужное время проныра Хлодвиг? – не рассчитывая больше на засыпающего мужа, сама с собой продолжила дискуссию царевна.

Но Иванушка услышал и едва разборчиво пробубнил:

– А как же… ааах… справедливость?..

– Ты про справедливость лучше у лукоморских мужиков да купцов спроси, ограбленных да пожженных твоим обиженным Олафом и его папочкой, – рассталась со вторым сапогом Серафима и потянулась к свече на прикроватном сундуке.[23] – А оптимальным вариантом было бы, если бы они все отказались, и Адалет превратил кого-нибудь из них в жабу. А лучше – всех. Да так и провозил бы всю дорогу. А потом, когда назад бы вернул, обратно превратить бы не смог. Вот это я, понимаю, справедливость. А ты – «престолонаследие… бабка за внучкой, внучка за Жучкой…»

Но на явную провокацию еле оттаявший супруг ее не ответил: он уже спал глубоким мирным сном промерзшего человека, оказавшегося в конце невыносимо долгого дня между теплых шкур.

Сеньке не спалось.

Сотрясая стены и потолок, из соседней комнаты докатывались волны Адалетова храпа. Удовлетворенно посапывал у стены Масдай, окруженный жаровнями, набитыми раскаленными углями. Тихо посвистывал носом супруг, заключив в безмятежные объятия обе подушки. Беззлобно перегавкивались на псарне конунговы волкодавы. Снизу доносились, перебивая и заглушая друг друга, голоса энергично продолжающих старую ссору[24] племянника и дяди. Видать, вопреки обещанию, до воскурения, вознесения и возложения руки и ноги верховного жреца пока не дошли.

Если вообще собирались.

Интересно, как происходит процесс узнавания божественной воли у отрягов?

Сходить, узнать, что ли?

Заодно поинтересоваться, как выглядят культовые строения народов дальнего севера и чем интересно их внутреннее убранство… Иван бы наверняка одобрил. Если представить ему это мероприятие как самообразовательную инициативу со страноведческим уклоном, а не подглядывание и подслушивание. В конце концов, любопытство не порок, а пополненье знаний.

Не убеждая себя больше в том, в чем убеждений ей вовсе не требовалось, Сенька выудила из-за пазухи кольцо-кошку, насадила на палец и, напряженно прислушиваясь к неохотно стихающим голосам внизу, принялась быстро одеваться.

Со второго этажа на первый вела единственная лестница – широкая, темная и скрипучая. Крадучись, царевна соскользнула вниз по стоптанным ступеням, прижимаясь к стене, и застыла во мраке, покрывающем плотным одеялом почти весь зал теперь, когда прислуга закончила убирать последние следы их вечернего тарарама.

Спорщики стояли лицом к лицу в круге неровного желтого света единственного оставшегося в зале факела[25] и вяло, за неимением новых аргументов, пререкались.

– …отец отказался ехать, и я тоже не поеду, и этим всё сказано!

– Если на то будет воля Рагнарока…

– В последнее время воля Рагнарока что-то слишком часто стала совпадать с твоими интересами, дядя!

– Глупый, глупый мальчик… Ну разве сложно догадаться, что это мои интересы всегда совпадают с волей Рагнарока.

– Воины поддержат меня!

– Если им придется выбирать между тобой и богом, догадайся с трех раз, кого поддержат воины, дорогой племянник.

– Ты не посмеешь!..

Жрец притворно-утомленно вздохнул, достал факел из напольной железной подставки, повернулся и сделал шаг к зияющему чернотой беззвездной ночи пустому дверному проему.

– Всё. Не знаю, как тебе, а мне надоели пустые споры, – сухо бросил он через плечо. – Иди спать, малыш. Детское время проходит. А меня ждет… мой бог.

вернуться

23

В серебряном подсвечнике с лукоморскими узорами. И какое-то из чувств подсказывало ей, что денег за него завхозом отряжского конунга уплачено не было.

вернуться

24

Или начавших новую.

вернуться

25

Или, точнее, лицом к солнечному сплетению.