Коба вернулся. Говорил с Кобой, Вячеславом и Георгием по пайкам. Коба согласился, ввел в комиссию меня. Сейчас Косыгин переделывает на прекращение продажи. Но пайки Коба сказал пока оставить[131].
К концу года отменим карточки[132]. Хорошо.
Провел заседание Спецкомитета. Все считают, виден свет в конце туннеля. Но слабый свет. Плохо с заводом № 817. А там освоения более 1 миллиарда рублей. Надо ускорить, без плутония ничего не будет. Буду ставить Бориса[133]. Надо вызвать в Москву. Дела много, людей мало.
Заедаются чиновники. Этот му…ак Егоров[134] решил открепить от Кремлевки моих академиков[135], даже Игоря[136] и старика Хлопина[137]. Своих бл…дей они лечат, а кто нужен стране, нет. Хорошо, что я не пользуюсь этой конторой. Еще и залечат сволочи.
Сколько развелось сволочей. Перестрелять бы, но сволочь и муд…к, это не уголовное преступление, статьи нет. А выгнать всех к еб…ной матери не получается. Вроде был человек, работал, выдвинули, а он разложился. Тот же Егоров мой ровесник. Хреновые дела. Но своих академиков я в обиду не дам.
В разгар «атомных» работ будущая «невинная жертва сталинского террора» Егоров хотел открепить от кремлёвской поликлиники всех ведущих учёных атомной проблемы, прикреплённых к ЛСУК по указанию Л.П. Берии. Будущий фактически палач А.А. Жданова (летом 1948 года), Егоров в декабре 1947 года отказывал в квалифицированном медицинском обслуживании академикам И.В. Курчатову, С.Л. Соболеву, А.И. Алиханову, Н.Н. Семёнову, В.Г. Хлопину, членкорам И.К. Кикоину, Ю.Б. Харитону, Л.А. Арцимовичу, А.П. Александрову.
26 декабря 1947 года В.А. Махнев обратился к Л.П. Берии по вопросу о восстановлении учёных в праве пользоваться услугами ЛСУК. В тот же день Берия лично адресовался к секретарю И.В. Сталина А.Н. Поскрёбышеву с просьбой «сохранить за… учеными право пользования Кремлёвской поликлиникой».
Такое отношение к людям было для Л.П. Берии вообще характерно. В 1946 году И.В. Курчатов доложил ему о необходимости предоставления полуторамесячного отпуска для Ю.Б. Харитона в связи с ухудшением здоровья последнего. В августе 1946 года Берия дал согласие, наложив резолюцию: «Тт. Чадаеву и Бусалову. Обеспечить всем необходимым. Л. Берия. 12/VIII».
Другой пример. 18 июля 1951 года А.П. Завенягин обратился к Л.П. Берии с просьбой о предоставлении отпусков И.Е. Тамму (с 1 августа по 10 сентября) и А.Д. Сахарову (с 1 сентября по 10 октября) с правом выезда на Черноморское побережье Кавказа. Уже 23 июля Берия накладывает на за-писку Завенягина резолюцию: «Согласен. Обеспечить (подчёркнуто дважды. — С.К.) необходимым лечением».
Знал ведь опытный Лаврентий Павлович, что без такого его распоряжения двух выдающихся, но лично скромных учёных могут в отпуск-то отпустить, а вот путёвки в хороший санаторий могут и «замотать».
1948 год
Год начался как было в войну. То в Совмине, то у Кобы. Само собой Спецкомитет. Вопросы идут потоком, и так день за днем. Если не подобрал людей, все, начинаешь зашиваться. Теперь у всех на первом месте экономика, а у меня все сразу на первом месте. Считается, половину времени я должен заниматься Ураном. А я одну половину Ураном, другую половину нефтью, третью половину строительством, а четвертую половину всем остальным. Даже культурой.
До войны наша внешняя политика была простой. Все страны были чужими. Теперь целый пояс своих, но не всегда разберешь, свои или в бок смотрят. Раньше у Кобы были иностранцы только из Коминтерна, а сейчас идут косяком по государственным делам. И товарищи, и господа.
Коба занимается ими сам и привлекает только Вячеслава. У меня все равно времени не хватило бы, а все равно обидно. Кобе сказал в Сочи, что я и с иностранцами могу, он посмотрел, говорит: «Ты не дипломат. Мне говорят, материшься много».
Я говорю: «Не много. И если матерюсь, так со своими. А с чужими я буду вежливо».
Он говорит: «Хватит вежливого Молотштейна. Он даже чересчур бывает вежливый».
Коба злится. Снова неполадки с югославами. Сейчас они в Москве, тут же болгары[138]. Единства нет, а просто горлом не возьмешь. Коба сдерживается, но сегодня рассказывал и не сдержался.
131
29 декабря 1947 года на заседании Политбюро с участием Сталина было принято решение о прекращении с 1 января 1948 года продажи промышленных товаров через закрытую сеть для членов и кандидатов в члены Политбюро, секретарей ЦК и других ответственных работников. снабжаемых через МГБ.
133
Музруков Борис Глебович (1904–1979), организатор промышленности, дважды Герой Социалистического Труда (1943,1949), лауреат Ленинской и дважды лауреат Сталинской премии, генерал-майор инженерно-танковой службы. С 3 декабря 1947 года — начальник комбината № 817 ПГУ. См. также запись от 15 июня 1947 года и примечание 2 от 18 октября 1947 года.
134
Егоров П.И. (1899–1967) — терапевт, член-корр. АМН ССР, начальник Лечебно-санитарного управления Кремля (ЛСУК), проректор Института усовершенствования врачей. В октябре 1952 года арестован по «делу врачей», в апреле 1953 года освобождён. Дальнейшая «карьера» теряется в потёмках столичной хрущёвщины.
137
Хлопин (Хлопков) Виталий Григорьевич (1890–1950), радиохимик, академик (1939), отвечал за химическую часть советского Атомного проекта. Герой Социалистического Труда (1949), трижды лауреат Сталинской премии (1943,1946,1949).
138
10 февраля 1948 года в Москве проходило трехстороннее совещание советской, югославской и болгарской партийных делегаций по вопросу возникающих разногласий между Югославией и Болгарией. 11 февраля болгары Димитров, Костов, Коларов и югославы Кирдель, Бакарич и Джилас (будущий выдающийся ренегат) были приняты Сталиным. Он говорил с ними сам, без членов Политбюро, в присутствии только заместителя министра иностранных дел СССР Валериана Зорина (1902–1986). Поскольку все гости владели русским языком, беседа шла без переводчика.