— Нет.
— Он подал на тебя жалобу. Ты бесцеремонно, на глазах у всех домогаешься его молодой жены...
— Вот болван! — рассердилась Надежда. — Ну как я могу это делать? Сам играет на скрипочке, вместо того чтобы исполнять супружеские обязанности. А его красавица совсем ошалела и мне проходу не даёт!
— У неё есть какие-нибудь особые просьбы или пожелания? — осведомился штабс-ротмистр.
— Естественно! Желаний у неё много. Она моложе отца Максимилиана лет на тридцать, хочет завести ребёнка, а у пастыря с этим не очень-то...
— Александр! — Её эскадронный командир был совершенно серьёзен. — Но почему ты не сказал мне сразу? Армия должна отвечать на все запросы населения, которое предоставляет ей бесплатно кров и стол. Конечно, ты не можешь. Но я бы сейчас же поселил у них Цезаря Торнезио. Не представляешь себе, сколько вдов и замужних дам, озабоченных поисками любви, остались в полном удовлетворении от встреч с нашим милым французом!
— Вот как? — удивилась Надежда. — А по нему не скажешь...
— Просто ты знаешь его не с той стороны, — ответил ей Подъямпольский и добавил: — Как и он тебя...
Они посмотрели друг на друга внимательно. Ей давно казалось, что Пётр Сидорович Подъямпольский, холостой тридцатилетний дворянин из села Ухоры Рязанской губернии[61] кое о чём догадывается. Ещё в Мариупольском полку он вёл себя с ней по-особому. Всегда был предупредительно вежлив, не позволял в её присутствии ни одного бранного слова, даже вполне обиходного «чёрт побери». На их офицерских пирушках, где иногда вино лилось рекой, он воздерживался, в отличие от многих её однополчан, от фамильярных жестов: не хлопал Александрова по плечу, не обнимал, не брал за руку. И тем более, будучи во хмелю, не учил юного корнета обхождению с дамами на примере собственных побед над прекрасным полом, приводя красочные подробности.
Впрочем, таких историй он, наверное, не рассказывал и в чисто мужских компаниях, потому что от природы был сдержан, молчалив, скромен. Служить, как все, начал рано — с семнадцати лет, юнкером в Сумском гусарском полку. В эскадроне Павлищева считался образцовым строевиком и взвод свой довёл до блестящего состояния. За упущения по службе с рядовых спрашивал строго, не останавливаясь перед применением шпицрутенов. Но при всём этом нижние чины у него лучше других питались, щегольски были обмундированы, снабжены абсолютно всеми нужными по армейской табели вещами и жалоб никогда не заявляли.
В какой-то степени поручик Подъямпольский и его взвод тогда послужили Надежде образцом для подражания. Она сказала ему об этом, и он в дальнейшем стал давать молодому, малоопытному офицеру хорошие советы по обустройству внутренней жизни вверенного ему подразделения. Так и в Литовском уланском полку им нетрудно было понять друг друга с полуслова в истории с корнетом Волковым и его унтер-офицером Малым.
— Но не огорчайся, Александр. — Подъямпольский, подводя итог их разговору, взял со стола пакет с полковой печатью. — Уже есть приказ. Через четыре дня мы выходим на «кампаменты», где пробудем до середины июля. После лагерей я поменяю квартирами твой взвод со взводом корнета Торнезио 1-го. Четыре дня как-нибудь продержишься?
— Постараюсь... — Надежда тяжело вздохнула.
3. ВЕСНА 1812 ГОДА
Этого года весна какая-то грустная, мокрая,
грязная; я, которая всегда считала прогулкою
обходить конюшни своего взвода, теперь
так неохотно собираюсь всякое утро в этот
обход, лениво одеваюсь, медлю, смотрю
двадцать раз в окно, не разъяснится ли погода;
но как делать нечего, идти надобно непременно,
иду, леплюсь по кладкам, цепляюсь руками
за забор, прыгаю через ручейки, пробираюсь
по камням и всё-таки раз несколько попаду
в грязь всею ногой...
Давно не получая писем от майора Станковича, Надежда скучала. Но в феврале внезапно, как голубь с пасмурного неба, пришёл от него пакет с приятным известием. Майор придумал план их встречи. Она читала длинное письмо, похожее на диспозицию боевого рейда, и восхищалась тактическими разработками Станковича. Он все предусмотрел и все определил: маршрут, время, когда они должны были съехаться вместе, населённый пункт, где это произойдёт, варианты прикрытия, маскировку, отвлекающий манёвр. Он заботился о сохранении её тайны и в то же время всей душой рвался к любимой женщине, с которой не виделся год.
61
РГВИА, ф. 489, оп. 1, д. 2659, л. 13. «Формулярные списки офицеров Литовского уланского полка на 1 января 1815 г.».