Третий день лежала она на постели в испарине, страдая от высокой температуры, удушающего кашля, болей в спине и груди. Контуженая нога снова распухла, рана над коленом ныла. Когда-то Надежда по справедливости считала своё здоровье железным, но, видимо, ратные труды 1812 года подточили его. Для своего нынешнего состояния она искала подходящее определение, и на ум приходили разные слова, вроде «глиняное», «гипсовое», «деревянное» и даже «кисельное». Её тягостные и порой бессвязные мысли прервал стук в дверь. Она сказала: «Войдите!» — и в комнате появился Андрей Васильевич, а за ним ещё один человек — в очках и с маленьким чёрным саквояжем, какие обычно носят домашние врачи. Присмотревшись, Надежда его узнала. Да и как было не узнать. Лекарь Вишневский принимал у неё роды.
— Батюшка, что это значит?! — Она в гневе хотела встать, но новый приступ кашля уложил её в постель.
— А вы не беспокойтесь, ваше благородие. — Лекарь подошёл и мягкими ладонями нажал ей на плечи. — Вы лежите, лежите...
— Зачем вы пришли? — прохрипела она. — Я — здоров!
— Сейчас посмотрим...
Поблескивая стёклами очков, Вишневский не спеша стал доставать из саквояжа и раскладывать на столе медицинские инструменты и склянки с разными снадобьями. Наконец, держа в руке металлический стетоскоп, он сел на её постель с краю.
— Это вы теперь поручик Александров? Сдавайтесь на милость победителя. Будем делать медицинский осмотр.
— Он не нужен! — Надежда накрылась одеялом.
— Через своё упрямство, — сказал ей лекарь, — вы, Надежда Андреевна, вполне сейчас можете отправиться к праотцам. Отчего вы испугались? Ведь я не полковой ваш врач, а домашний.
— Cela ne sert a rien...[89] — пробормотала она и отвернулась к стене.
В разговор вмешался отец, всё ещё стоявший у двери:
— Оставь свои выходки до другого раза. Болезнь твоя никому не нужна. Ни мне, ни Ване, ни литовским уланам. Я сейчас уйду. Ты будь любезна отвечать на вопросы доктора!
Дуров вышел. Надежда посмотрела на Вишневского и блестящий стетоскоп в его руках. Всё-таки это был человек, давно знавший семью городничего. Батюшка поступил разумно, прибегнув к его помощи. Она вздохнула и покорно сняла рубашку.
Самые худшие опасения Вишневского подтвердились. У поручика Александрова было тяжелейшее воспаление лёгких. При осмотре левой ноги пациентки он обнаружил большую опухоль, распространяющуюся на голень и бедро, а также — красный рубец на колене длиною в вершок[90].
— А это откуда? — спросил лекарь, пальцами нажимая на кожу вокруг шрама.
— От картечи, — буркнула Надежда. — С причинением боли в кости...
Готовясь к визиту в дом градоначальника, Вишневский пытался вспомнить Надежду Дурову, по мужу Чернову, которой он десять дет назад, в январе 1803 года, оказывал вспоможение при родах. Ничего особенного, однако, ему не вспомнилось. Беременность её протекала без патологии, роды, как у многих первородящих, были трудными. Но она их стоически перенесла и произвела на свет крепкого, здорового и горластого мальчишку. Потом он её не видел. Черновы покинули Сарапул. Ещё позже, как говорили в городе, Надежда убежала в армию.
Вишневскому в воображении рисовалось существо мужеподобное, с тяжёлыми плечами и руками, с грубым голосом и вульгарными манерами. А как же иначе: женщина — и среди солдат, в мундире, верхом на лошади, с саблей наголо. Но нашёл он в постели лёгкую, как пёрышко, длинноногую, застенчивую, вроде девочки-подростка, особу и сразу решил про себя, что есть в ней некий своеобразный шарм, тонкость, здешним дамам несвойственная.
Уж он-то их, дворянок и чиновниц, купчих и мещанок, за тринадцать лет лекарской службы всех перевидал. Но ведь и они к нему, убеждённому холостяку, владельцу двухэтажного дома с медицинским кабинетом, очень хорошему врачу, дворянину и обаятельному мужчине, далеко не всегда были равнодушны...
Вишневский попросил Надежду повернуться к нему спиной и долго выстукивал ей лёгкие, потом, приложив ухо, вслушивался в хрипы при вдохе и выдохе, спрашивал о болях в горле, в груди. Картина недомогания постепенно вырисовывалась, и он искал пути эффективного лечения. Он захотел поставить её на ноги во что бы то ни стало. При сём лекарь объявил дочери городничего, что это интересный, с точки зрения медицины, случай и потому он будет лечить её собственными медикаментами, а не аптечными. Надежда кивнула. Сейчас ей было всё равно, чьи медикаменты, лишь бы доктор поскорее ушёл.
90
Вятский государственный архив, ф. 582, оп. 6, д. 1196, л. 45 оборот. «Представление по рапорту сарапульского лекаря Вишневского о невозможности поручику Александрову за болезнью отправиться в армию. Написано 30 января 1813 г., в канцелярии вятского гражданского губернатора, зарегистрировано 12 февраля 1813 г.».