Южное побережье отделено от континентальной Иберии Андалузскими (или Бетскими) горами — хребтом, тянущимся на 600 километров от Гибралтара до Валенсийского залива к востоку. Прибрежная зона вполне пригодна для земледелия, есть реки, но опять же, атлантический берег выглядит куда привлекательнее! Складывается полное впечатление вынужденности появления финикийских поселков именно на юге – чтобы попасть во внутренние районы страны надо сперва перебраться через горы, естественный барьер.
Перевалы в Андалузских горах вполне проходимы даже зимой, но их куда удобнее оборонять и контролировать, чем долины рек. С учетом одного-единственного Гадира, сумевшего закрепиться на западе, пейзаж выглядит так, будто иберийцы-тартесситы сделали все возможное, лишь бы не пустить чужеземцев на свои коренные земли. Колонии Тира изолированы, и только Гадир торчит как бельмо на глазу!
Вывод однозначен: вожди Тартесса принципиально не допускали финикийцев к главным богатствам своей страны. В эпоху, когда государство у иберийцев еще не сформировалось, выходцы из Тира или не успели, или не догадались вовремя захватить стратегически важные точки на атлантическом берегу. А скорее всего стали жертвами исходного постулата, гласящего, что проникновение на чужую территорию далеко от берега слишком дорого и хлопотно.
В Африке так и было. Но только не в Иберии! Успей финикийцы подчинить своему господству внутренний регион с рудными жилами, они могли бы сказочно обогатиться. Царь Крез рядом с ними выглядел бы убогим попрошайкой в жалком рубище, вымаливающем скудное подаяние на ступенях храма Мелькарта!
Однако, не судьба — теперь придется работать с тем, что есть, сиречь признать первенство Тартесса в торговле металлом, или попытаться оттеснить аборигенов силой.
До нас дошло несколько свидетельств о вооруженных столкновениях финикийцев с тартесситами. У позднего (V век н.э.) римского автора Феодосия Макробия мы встречаем вот такой пассаж:
«...Ведь когда Терон, царь ближней Испании, подвигся в [своем] безумии на захват храма Геркулеса, вооружившись отрядом кораблей, гадитанцы на военных судах выступили против. И битва продолжалась с равным военным счастьем до того, [пока] царские корабли внезапно [не] обратились в бегство и [не] сгорели, одновременно охваченные нежданным огнем. Весьма немногие из врагов, которые остались [в живых], будучи захваченными, показали, что они представлялись себе львами, превосходящими корабли гадитанского отряда, и что вдруг их корабли [были] сожжены посланными лучами, [такими], какие изображаются на голове Солнца»[16].
«Геркулес», как мы давно выяснили, это тирийский Мелькарт. Судя по негативной оценке царя Терона и описанию доблестных гадитан (то есть, граждан Гадира-Гадеса), Макробий основывался на финикийской легенде, да и мифическая составляющая о ниспосланных «лучах» вовсе не обязательно является выдумкой — возможно, финикийцы применили какую-то горючую смесь, чтобы поджечь вражеские корабли. Ближнюю же Испанию можно трактовать исключительно как Тартесс — значит, стычки и впрямь происходили, пускай мы и не знаем достоверных подробностей, а сообщение Макробия кратко и туманно.
Намеки на серьезные войны есть и у Юстина:
«После правления испанских царей первыми захватили власть над [этой] провинцией карфагеняне. Это произошло потому, что предки жителей [нынешнего] Гадеса по повелению божества, полученному ими через сновидение, перенесли из Тира, откуда происходят и карфагеняне, [культ] Геркулеса в Испанию и основали там город; когда же соседние испанские племена стали завидовать росту этого города и начали нападать на гадитан, то карфагеняне послали помощь своим соплеменникам. В результате удачного похода карфагеняне, правда, защитили гадитан от несправедливых нападок [испанцев], но сами еще более несправедливо подчинили своей власти часть [этой] провинции»[17].
Не исключено, что Юстин запутался или неверно передал исходный текст Помпея Трога. Гадир появился задолго до основания Карфагена — почти три столетия! — и карфагеняне при всем желании не могли оказать помощь соплеменникам в ранний период существования финикийской колонии на Атлантическом побережье. Возможно, он описывает два разных события, объединив их в одно, а может быть старые карфагенские хроники на которых основывался Трог оказались слишком краткими, отметив лишь два важных события: появление Гадира и одновременный конфликт его жителей с обитателями Тартесса, а уже через много лет начало карфагенской экспансии.