– Ага! – изрекал Теодор, остановившись перед наполненной водой и заросшей водорослями канавой и вглядываясь в нее загоревшимися глазами, с ощетинившейся от воодушевления бородкой. – Это уже любопытно. Видите? Рядом с концом моей трости.
Я напрягал зрение, но ничего не видел. Теодор аккуратно зачерпывал привязанным к концу трости маленьким сачком, как будто вытаскивал муху из супа, и поднимал его повыше.
– Теперь видите? Это яйцевый кокон Hydrophilus piceus… иными словами, водолюба большого. Кокон этот соткала, как вы понимаете… м-м… самка. Он может содержать до пятидесяти яиц. Любопытный момент… секундочку, я возьму пинцет… Вот… смотрите… эта трубочка или, лучше сказать, мачта… заполнена воздухом, так что вся конструкция похожа на устойчивый кораблик. На то и мачта… Если вы поместите это в аквариум, из яиц вылупятся жучки, хотя должен вас предупредить, что личинки очень… э-э… прожорливые и опасны для других обитателей аквариума. Ну-ка попробуем поймать взрослую особь.
Терпеливо, как какая-нибудь болотная птица, Теодор прохаживался туда-сюда вдоль канавы, то и дело опуская в воду свой сачок.
– Ага! Есть! – наконец воскликнул он и осторожно скинул в мои жадно протянутые ладони большого черного жука, негодующе сучащего лапками.
Я не скрывал своего восхищения сильными ребристыми подкрыльями, щетинистыми ножками и тельцем с оливковым отливом.
– Он довольно медленно плавает в сравнении с… э-э… водяными жуками и делает это весьма своеобразно. М-м… вместо того чтобы использовать обе ноги сразу, как водяные жуки, он действует ими попеременно. Получаются такие… э-э… дерганые движения.
Была ли польза от собак во время наших вылазок? Когда как. Порой они нас только отвлекали, врываясь в крестьянские дворы и атакуя кур, а на выяснения отношений с хозяином уходило по крайней мере полчаса. А временами от них даже была польза: например, они обступали змею и не давали ей ускользнуть, заливаясь громким лаем и приглашая нас для научного осмотра. В любом случае мне было спокойнее, когда меня сопровождали Роджер, похожий на приземистого заросшего черного барашка, Писун в его элегантной шелковой черно-рыжей «попонке» и Рвоткин, представлявший собой нечто среднее между ливерной колбасой и бультерьером в белых пятнышках. Иногда им надоедало нас дожидаться, но, как правило, они терпеливо отлеживались в теньке, высунув подрагивающие розовые языки, или сидели вальяжно, отвечая на наши взгляды дружеским помахиванием хвоста.
Роджер первым свел меня с красивейшим пауком, носящим изящное имя Eresus niger [4]. Мы прошли значительное расстояние и в полдень, когда солнце совсем раскалилось, решили остановиться и устроить в тени маленький пикник. Присев на опушке оливковой рощи, мы взялись за бутерброды и имбирный лимонад. Обычно, когда мы с Теодором трапезничали, собаки рассаживались вокруг, тяжело дышали и умоляюще глядели нам в глаза, изначально полагая, что наша еда будет получше, чем у них, а посему, разделавшись со своей пищей, они ждали щедрых даров от нас, пользуясь всеми уловками азиатских нищих. В данном случае Писун и Рвоткин закатывали глаза, задыхались и всячески давали нам понять, что они на пороге голодной смерти. Как ни странно, Роджер в этом не участвовал. Он сидел на солнышке перед зарослями ежевики и что-то пристально разглядывал. Я подошел посмотреть, чем же это он так увлечен, что даже проигнорировал корочки хлеба. Поначалу я ничего не увидел, и вдруг мне открылось нечто столь совершенное, что я не поверил собственным глазам. Крошечный паучок величиной с горошину показался мне ожившим рубином или ползущей капелькой крови. С криком радостного воодушевления я кинулся к дорожной сумке и достал оттуда таблетницу со стеклянной крышкой – как раз для такого великолепного создания. Однако поймать его оказалось не так-то просто, для такой крохи он совершал головокружительные прыжки, и мне пришлось долго гоняться за ним вокруг ежевичного куста, пока я все-таки не усадил его в таблетницу и не понес торжествующе показывать свое сокровище Теодору.
– Ага! – Он отхлебнул лимонада, прежде чем достать увеличительное стекло, чтобы получше рассмотреть моего пленника. – Это Eresus niger… м-м… да… естественно, самец… какой красавец… самка сплошь черная, а вот самец ярко окрашенный.
При ближайшем рассмотрении через увеличительное стекло паучок оказался еще прекраснее, чем я думал. Его передняя четвертина или грудная клетка бархатно-черная, с алыми пятнышками по краям. Вокруг недлинных и довольно толстых лапок белые ленточки, до смешного похожие на полосатые брючки. Но больше всего приковывало к себе внимание брюшко: ярко-красное, с тремя черными пятнышками, обрамленными белыми волосками. Редкостный экземпляр. Надо непременно подыскать ему пару и попробовать вывести потомство. Я тщательно обследовал куст ежевики и прилегающие места, но все безрезультатно. Тут Теодор мне объяснил, что самка роет себе норку длиной около трех дюймов и выстилает ее грубоватой сетью из паутины.