Марина в отношения отца с детьми не вмешивалась, она не работала, жила в свое удовольствие, носилась по магазинам и салонам красоты, ездила в Милан за одеждой, в Париж за косметикой и отдыхала на море по пять-шесть раз в году. В ее хорошенькой головке не задерживалось никаких мыслей, кроме тех, что были связаны с нарядами и украшениями. Иногда Мари приходила на суаре, затеянные Николеттой, пару раз она приводила с собой Аню, апатичную, скромную девочку, которая во время шумного сборища отсиживалась в углу. Гувернантки вбили в ребенка нужные правила, Анечка вставала при виде взрослых, улыбалась и умела поддержать беседу на вечные темы: здоровье – театральные премьеры – погода.
– Ты бы к ней присмотрелся, – шепнула мне один раз Николетта, – невеста подрастает.
– Да я в коляске ее помню! – шарахнулся я от маменьки.
– Так не сейчас же атаку начинать надо, подожди пару лет, – не сдалась она.
– Нет уж, уволь, – я попытался купировать неприятный разговор в зародыше.
– У Герасима миллионы, а дочь одна!
– Я не страдаю педофилией!
Николетта скорчила гримасу.
– Это верно, ты болен глупостью, а еще эгоизмом, не желаешь думать ни о чем, кроме собственного удобства! Что случится со мной, если Нора умрет? Ты лишишься заработка, на что мне тогда жить? А здесь девчонка с состоянием.
Не найдя нужных аргументов в споре, я ретировался, стать женихом Ани мне показалось отвратительным. Впрочем, наряду с дочерью мне не нравились ни ее безалаберная мамаша, ни хамоватый папенька. И вообще, как известно, жениться следует на сироте.
Потом беззаботная жизнь Мари резко оборвалась. Скончался Герасим, умер в самом расцвете лет от обширного инфаркта, оставив после себя вдову, двух детей и процветающую фирму.
Похороны бизнесмена произвели на меня самое тягостное впечатление, народу проститься с покойным явилась туча. Дети выглядели потерянными, Марина же, к общему удивлению, крепко держалась на ногах, провела всю скорбную церемонию стоя, прямая, как вязальная спица. На ее белокурых волосах красовался черный кружевной платочек, который смотрелся не знаком скорби, а очередным изыском кутюрье.
– Вот увидишь, – шепнула Кока, – через полгода богатая вдовица выйдет замуж.
– Маловероятно, – просвистела в ответ Люка, – товар испорчен, подгнил с одного боку, двое спиногрызов в наличии. Кому такое счастье нужно?
– Молчи лучше, – оживилась Кока, – денег сколько Герасим оставил! А бизнес! Кто им теперь рулить станет?
– Костя! – отозвалась Люка. – Сын всегда за отцом наследует.
– Еще скажи Аня, – фыркнула Кока, – цирк прямо. Мальчик сморчок, где ему с делом справиться. Нет, Мари живо в загс побежит, эх, повезет кому-то. Кстати, Вава, по-моему, судьба подбрасывает тебе шанс. Мари вполне подходящая партия, красива, богата… а? Мальчик мой? Эй, ты куда?
Я быстро смешался с толпой. Во-первых, вести разговоры о свадьбе на похоронах как-то не комильфо, а во-вторых, меньше всего мне хотелось связываться с избалованной Мариной.
Но вы не представляете, что случилось дальше. Вопреки общему мнению Арапова не стала искать нового мужчину. Через десять дней после похорон Герасима Марина вошла в его рабочий кабинет, созвала всех: заместителей хозяина, управляющего, начальников отделов, лабораторий и заявила:
– По завещанию бизнес отходит мне, весь капитал Герасим тоже отписал на мое имя. Я намерена сама вести дело, тот, кто считает ниже своего достоинства работать под началом женщины, может положить заявление об уходе на стол.
Поднялся шум.
– Вы же ничего не смыслите в фармакологии, – не вытерпел Андрей Зальцман, управляющий.
– Не беда, научусь, – сказала Марина, – вы тоже не профессорами на свет родились.
Итог совещания мог убить любого руководителя фирмы: из двенадцати присутствующих одиннадцать изъявили желание покинуть навсегда рабочее место.
Марина аккуратно сложила полученные заявления, потом сказала:
– Вы хорошо подумали?
По кабинету пронесся смех.
– У нас с мозгами полный порядок, – заявил Зальцман.
– Ладно, – кивнула вдова, – но имейте в виду, станете проситься назад – не приму.
Мужчины снова развеселились, серьезным был один Эдик Марков, который по непонятной причине решил остаться при Араповой.
Абсолютно не стесняясь Марины, громко обсуждая вслух ее умственные способности, бывшие руководители фирмы удалились, последним из кабинета вышел Зальцман, на пороге он обернулся и сказал:
– Не глупи, Эдик, неужели ты еще не понял? Фирма «Гема»[2] умерла, сделай правильный выбор.
– Я уже его сделал, – спокойно ответил Марков, – посмотрим, кто проиграл.