Около месяца на Сагарис никто не обращал внимания. За исключением слуг Валерия, которые относились к ней весьма предупредительно. Ей дали хорошую одежду (к сожалению, шаровары, принятые у дев-воительниц, в её гардеробе отсутствовали), чисто отмыли в термах и кормили превосходной едой — будто каждый день был праздник. Иногда её выводили в атрий, чтобы показать каким-то важным господам, но почему Валерий устраивал такие смотрины, ей не говорили.
Она смирилась со своим положением. По крайней мере, внешне. Сагарис хорошо понимала, что из виллы сбежать не удастся, ведь её постоянно охраняли огромные нубийцы, вооружённые до зубов. Да и куда бежать? В Таврику ей точно не попасть, а Италию она не знала. Да и с латинским языком у неё были затруднения, хотя она жадно впитывала новые слова и понятия. Впрочем, в Риме многие говорили на койне, здесь было немало греков, но это вряд ли помогло бы ей в случае бегства.
Конечно, Сагарис не сомневалась, что с двумя верзилами-нубийцами, торчавшими у двери её узилища денно и нощно, она легко справится с помощью подручных средств. Девушка незаметно для повара (спустя какое-то время ей позволили посещать хозяйственные помещения виллы) умыкнула длинный железный вертел, хорошо наточила его остриё, и теперь этот с виду мирный кухонный инструмент вполне мог заменить меч. А в качестве щита она наметила большой бронзовый кувшин с широким туловом, в котором находилась вода для омовения.
Однако Сагарис обладала здравым умом, и после долгих дней и ночей отчаяния, охватившего её после пленения и терзавшего девушки всю дорогу до самой Остии, она будто заледенела и стала размышлять хладнокровно и беспристрастно. Воительница вдруг вспомнила слова предсказательницы Фарны, что Язата к ней по-прежнему благосклонна. А значит, всё то, что с ней происходит — это наказание за нечестивую любовную связь с сыном царицы Томирис и тяжкое испытание, ниспосланное богиней для укрепления её духа.
Валерий только диву давался. Совсем недавно амазонка напоминала грязного зверька, который угодил в капкан, — запаршивевшего, беспомощного, вялого и безразличного к окружающим, а теперь перед ним, гордо выпрямившись, стояла красивая, прилично одетая девушка (правда, более мускулистая, нежели римские матроны) с бездонными чёрными глазами, в которых время от времени посверкивали колючие льдинки.
«А не оставить ли её в качестве наложницы? — подумал смущённый Валерий, но тут же его мысли приняли иной оборот: — О нет! Только не это! Она вполне способна зарезать меня на моём ложе, притом недрогнувшей рукой. М-да... Однако в таком виде амазонка стоит немалых денег».
Тут его торговая натура превозмогла неожиданную страсть, и он начал лихорадочно вспоминать богатых патрициев, которые могут дать за девушку увесистый кошелёк с ауреусами[70]...
Так Сагарис оказалась рабыней Гая Рабирия Постума, одного из богатейших людей империи и большого любителя экзотики. Валерий был ещё тот искуситель, он мастерски обрисовал выгоды столь ценного приобретения, а у кого из его друзей и клиентов есть в услужении настоящая амазонка? И патриций не устоял перед соблазном.
Тем не менее купец честно предупредил Гая Рабирия, что пускать змею в постель не стоит. Впрочем, престарелый патриций уже не горел желанием разделить ложе даже с девственницей (именно так Валерий отрекомендовал Сагарис). Пресыщенному аристократу хватало других наложниц, которых хватало в его многочисленных имениях.
Сагарис, уже будучи собственностью Гая Рабирия Постума, около трёх месяцев оставалась на вилле Валерия. Для неё наняли учителей, которые обучали девушку латыни, арифметическому счёту и правилам ведения хозяйства в большом поместье. Она не понимала, зачем ей нужно вникать в различные сельскохозяйственные тонкости, тем не менее училась прилежно, потому что Валерий пообещал ей награду за успехи в учёбе — прогулки по Остии. Это стало великолепным стимулом для Сагарис, изнывающей в четырёх стенах своей комнаты.
В основном она гуляла в сопровождении солидной матроны, потому что служанка была похожа на огородное пугало и никак не соответствовала статной девушке, на которую засматривались молодые мужчины. Матрона тоже была довольно симпатична и выразительные взгляды мужчин принимала на свой счёт, тем более что Сагарис игнорировала заигрывания и была холодна, как лёд. Её больше интересовали нравы и обычаи римлян (среди волков жить — по-волчьи выть; эту древнюю премудрость Тавас накрепко вбила в голову своей расме, которая большей частью занималась разведкой), а также прекрасная архитектура. Ведь ничего подобного в Таврике не было.
70
Ауреус — древнеримская золотая монета. Первоначально использовалась исключительно в качестве награды — для раздачи в войсках за одержанные победы. Находилась в обращении более 500 лет, за это время неоднократно девальвировалась. После последней девальвации, проведённой императором Константином, стала называться «солид». В описываемое время 1 ауреус равен 1/45 либры, или 25 денариям.