Мысль, что еще шесть лет мне терпеть свое проклятое провидение, сводила меня с ума. Если в ближайшем будущем ничего не изменится, я не доживу до тридцати. Хотя, черт возьми, я не планировал дотянуть и до двадцати пяти.
– Готов? – спросил Гас, вырывая меня из мыслей.
– Да, конечно.
Я снял черную футболку и показал ему единственное пустое место на спине – от левой лопатки до талии.
– Здесь будет хорошо.
– Ладно.
Поудобнее устроившись на стуле, я опустил веки и положил голову на руки так, словно лежал на пляже под солнцем и дремал. Пока готовил чернила и иглы, Гас попробовал порасспрашивать об остальных моих татуировках, но я отвечал коротко и резко. Быстро поняв намек, парень заткнулся к чертям.
Когда он прикоснулся рукой в перчатке к моей коже, ощущения усилились, но все же латекс помог. От жужжащей иглы вышло больше толку: она заглушила шепот мыслей Гаса, цвет и вкус его жизни. Впрочем, лишь боль смогла стереть все это подчистую.
Игла вонзилась в кожу, заставив меня сконцентрироваться. Это была замечательная боль – не невыносимая, но и не слабая. Мастер оказался не особо нежным, и я наслаждался каждым моментом. Моя кожа, моя боль. Ничья больше.
Почти два часа спустя Гас закончил работу.
Сначала я несколько мгновений просто получал удовольствие от пульсации с левой стороны спины.
– Эй, приятель, ты уснул?
– Нет, не уснул, – пробормотал я, уткнувшись в руку.
«Я все еще здесь. И чувствую себя лучше. Чище. Я выиграл себе немного времени».
Сев, я схватил футболку.
– Наверное, тебе интересно посмотреть, что получилось? – проговорил Гас.
Вокруг него вилась дымка подозрительности. В последнее время я часто замечал похожую реакцию. Парень беспокоился, что я уйду, не заплатив.
Ради него я посмотрел в зеркало. Гас хорошо справился. Сердитая рыбка кои с переливающейся оранжевым чешуей скользила по покрасневшей коже. На одной стороне черными чернилами был выбит иероглиф. Видимо, «стойкость» по-японски. А может, «носящий эту татуировку – кретин». Мне было все равно.
– Да, выглядит здорово, – похвалил я.
Пока парень накладывал повязку, я достал бумажник и протянул ему две стодолларовые купюры и пробормотал:
– Спасибо.
Натянув футболку, я вышел и перекинул через плечо черную кожаную куртку.
Снаружи собирались грозовые тучи. Они словно намеревались посостязаться в регби. Я подумал о том, что нужно найти мотель, но в этом же небольшом торговом центре приметил интернет-кафе, где решил поискать очередную подпольную игру в покер.
Зайдя внутрь, арендовал компьютер в углу, чтобы никто не наблюдал за мной и не видел, чем я занимаюсь. К счастью, здесь не имелось ограничений доступа, и я мог поиграть. Зашел в проплаченный с банковской карты аккаунт и присоединился к «Техасскому холдему».
Через несколько минут пользователь под ником TMoney1993 пригласил меня в Порт-Уэнтворт к северу от Гарден-Сити, где послезавтра вечером планировалась игра. Я согласился, и он прислал адрес, очевидно, приняв меня за легкую добычу.
«Извини, TMoney, но это я собираюсь обчистить тебя».
– Извини, – с отвращением пробормотал я себе под нос и вышел из игры.
Как будто в мысленных извинениях имелся смысл. Чувственное восприятие – это как дорога с односторонним движением. На протяжении многих лет я отчаянно штудировал информацию в интернете, но так и не сумел найти хоть кого-то с такими же способностями, как у меня.
Ни одного гребаного человека, нигде.
Мотель в Гарден-Сити ничем не отличался от остальных, где я останавливался в последние несколько лет. Все они сливались воедино: двуспальная кровать, тонкий ковер, ванная комната с крошечными бутылочками дешевого мыла. Даже эмоции людей в соседних комнатах имели одинаковые цвета и оттенки. Я всегда знал, кто меня окружает: скучающие бизнесмены, родители, стремящиеся выжать максимум из дешевого семейного отдыха с невоспитанными отпрысками, туристы, считающие, что обязаны увидеть самый большой моток бечевки[4] в мире прежде, чем умрут.
Но это только если мне везло.
Для моего внутреннего ока опасны безнадежность и отчаяние, а мотели в отдаленных местах были наполнены именно такими людьми – одинокими и отчаявшимися. Худшие ночи – это те, которые я провел в темноте более глубокой, чем ночная, где призрачная боль находящегося неподалеку человека просачивалась в мой номер чернильно-черным пятном.
В мире было так много страданий.
Все эти ощущения вставали мне поперек горла каждый час моего бодрствования.
Я сидел на кровати в мотеле, слушая, как громыхает гром, а буря набирает силу.
4
Самый большой моток бечевки, находится в Кав- кер-Сити, Канзас. История его создания берет начало в 1953 году.