Недавние исследования о черноморском потопе способствовали новым прочтениям античных текстов. Они подкрепляют то, о чем догадывались некоторые ученые в XVIII–XX веках. Основные события античной картины мира развертывались на Черном море. Где-то на Севере находилась блаженная страна, откуда ежегодно прилетал в Грецию Аполлон Гиперборейский; в Северном Причерноморье странствовал Геракл; в Тавриду перенесена Ифигения, а на остров Белый (Левка) — Ахилл; по Эвксину плавали Аргонавты и Одиссей, проходившие через Боспорский пролив, который выглядел совсем иначе; вместо Крыма и Тамани там располагался архипелаг из семи Атлантических островов, из которых один погрузился в пучину, хотя и воспроизводился на картах Птолемея вплоть до XV века. И в средние века через эти земли пролегает полет двуглавого орла, берут начало истоки сказаний о короле Артуре и Граале.
Северный отрезок меридионального направления привлекал внимание античных географов. На Птолемеевых картах вплоть до середины XVI века воспроизводятся «алтари» и колонны Александра близ Борисфена (Днепра), в излучине Дона, порой и севернее. Древние землепроходцы от Геракла до Александра Македонского традиционно отмечали крайние достигнутые ими пределы Ойкумены памятными камнями; именно такой смысл носили пресловутые столпы Геракла.
В перемещениях народов в широтном и меридиональном направлениях крайне важную роль для северной части ойкумены, или Скифии-Тартарии, довелось сыграть Таврическому полуострову. Действительно, по горизонтали — это самая восточная часть средиземноморского мира, а по вертикали — самая южная часть северных земель. Добавим — уцелевшая после потопа, поглотившего северопричерноморскую равнину. Это обусловило особую роль Таврики в связях с древневосточными цивилизациями Малой Азии, Египта, Двуречья. И это же определило некоторый сдвиг к востоку того, что мы назовем «полем магнитного притяжения» А-меридиана, которое расположится между 30–40 градусами. Именно в этом пространстве возникнут античные города — «крестные отцы» древней Руси — Херсонес-Севастополь, Пантикапей-Керчь, Гермонасса-Тамань и др., а затем ее столицы Киев, Новгород, Ладога — Санкт-Петербург, Москва…
Среди древних историко-культурных памятников особую роль играет сам язык: в именах и названиях он хранит память о временах, от которых не дошло никаких материальных свидетельств. Часть изначальных названий уцелела в записях античных и Средневековых авторов и на старинных географических картах.
Старинные географические карты причудливо сочетают два способа познания — искусство и науку. Награвированные и раскрашенные, с мастерски исполненными виньетками, наивными иллюстрациями библейских сюжетов, наглядностью в изображении кораблей, диковинных зверей, растений, туземцев, они служили не столько практическим целям, сколько предметом коллекционирования просвещенных вельмож, совершавших путешествия, не покидая своего кабинета. Старинные карты не отличаются точностью, да это было бы невозможно при несовершенстве приборов того времени. Ибо карты делались, главным образом, с иллюстративной целью и преувеличения допускались для пущей убедительности. Это были своего рода диаграммы, превращенные в картины, фантастические рассказы о путешествиях в образах. При этом карты как уникальные произведения графики имеют собственную художественную ценность. Они прекрасно скомпонованы благодаря искусному заполнению «свободного» пространства — моря, неисследованных участков суши, полей листа — изображениями флоры и фауны, туземцев, видов городов и т. д. Постепенно росла научная ценность карт, но и декоративно-иллюстративный элемент совершенствовался, не торопясь уступать свои права.
Карты XV–XVII веков — это в своем роде разновидность научной иллюстрации; граверы, трудившиеся над картами — это мастера, занимавшиеся иллюстрированием книг, печатались карты в книгоиздательствах таких городов, как Амстердам, Антверпен, Кельн, Нюрнберг, Аугсбург и др… Гравированная карта сочетает четкую внятность чертежа и пышность декора. В карте полет фантазии окрашивает самую достоверность поэтическим пафосом и романтическим восприятием.
«Топонимы Птолемея» — сложившиеся к началу нашей эры обозначения географических объектов на территории будущей России и соседних стран отражают традицию, сложившуюся со времен Геродота, но отчасти наследуют традиции времен шумеров и ранних египтян (ВДИ[1], 1947–194. Указатель 1950 г.). Опираясь на авторитет Птолемея, средневековые картографы вплоть до XVI века традиционно воспроизводили объекты, некогда реальные, но давно ставшие анахронизмами. Так, помечались Александровы алтари (63–57 градусов северной широты), Кесаревы алтари (68–56 градусов северной широты) как память о походах Александра Македонского или его легендарных предшественников. Примерно на этой широте располагались Гиперборейские и, как их продолжение, Рифейские горы.