Выбрать главу

Однако Веэс никогда не строил себе иллюзий относительно трудностей, препятствий и сопротивления, которые с самого начала сулил такой путь, хотя бы потому, что после нескольких лет, проведенных в Советском Союзе, он лучше других понимал, с кем имеет дело, и голова его была свободна от идеологических предубеждений, свойственных многим его товарищам, не говоря уже о руководстве итальянской компартии и партийных интеллектуалах или, хуже, «попутчиках» или «полезных идиотах»19 .

Своим поступлением в аспирантуру в Москве Веэс обязан Антонио Банфи, которому еще во время работы над дипломом выразил свое желание после университета продолжить учебу в Москве и провести там несколько месяцев. Банфи, член ЦК Итальянской компартии, отнесся к этому его желанию очень серьезно и вскоре сказал Веэсу, что тот может поехать в Москву, но не на несколько месяцев, а на целых три года и стать аспирантом МГУ. Вне себя от радости и ошеломленный такой возможностью, он нашел полную поддержку у родителей, которые с полным правом могли ожидать от сына, что после окончания университета он «осядет» на месте. Тем временем, в 1957 году, Веэс совершил непредусмотренную поездку в Советский Союз на Международный фестиваль молодежи.

В составе группы своих ровесников, съехавшихся из всех итальянских областей, он в обществе своей сестры Лауры отправился в Москву «туристом». Ехали морем из Марселя в Одессу, потом поездом из Одессы в Москву. На каждой станции поезд встречали рукоплещущие толпы. По всей вероятности это было организовано, но также не исключено, что эти толпы собирались стихийно - ведь такого количества иностранцев, хотя бы и более или менее дружественных советскому режиму, советским гражданам еще не приходилось видеть. Это был их первый дружественный контакт с внешним миром после войны, в момент, когда что-то сдвинулось под сковывающей неподвижностью системы, если не в сознании, то в восприятии и чаяниях людей. Проведенный в Москве месяц прошел под знаком этих ошеломляющих вокзальных встреч по пути из Одессы. Конечно, в атмосфере фестиваля было очень много «советского», идеологизированного и спланированного заранее, но гораздо больше во встречах и разговорах иностранцев с советскими людьми было непосредственности, что особенно верно было в случае Веэса, который наконец-то мог применить на практике свое знание русского языка во время бесчисленных встреч: одни были кратковременными, другие вылились в прочную дружбу.

Именно тогда Веэс сделал свой первый неверный шаг по отношению к советским властям (или второй, после статей в Contemporaneo ), вернее, первый, явившийся проявлением свободы и неподчинения. В Contemporaneo появилась его большая статья о Борисе Пастернаке, вызвавшая великодушное одобрение самого поэта. Так получилось, что он и другие сотрудники журнала, в том числе Антонелло Тромбадори, были приглашены на обед к Пастернаку к нему на дачу в Переделкине. Для восторженного и смущенного (сверх присущей ему робости) Веэса это был первый русский обед - и в какой компании! - с традиционными тостами и застольными разговорами. Пастернак отнесся к нему с особенным вниманием и при прощании протянул ему пухлую папку с завязками: «Я хочу вам дать почитать мою последнюю автобиографию. Вы потом мне ее вернете», - сказал Пастернак Веэсу при всех, в том числе при Г.Б.* - представителе Союза писателей, фигуре известной, итальянисте, с которым Веэс подружился и лишь гораздо позже узнал, что Г.Б. был сотрудником спецслужб и ему поручили контролировать Веэса во время фестиваля. (Однако Веэс не отказывается от этой дружбы, в отличие от Г.Б., отрекшегося от него, когда Веэс перешел границы допустимого и его критика Советского Союза стала недвусмысленно «антисоветской». Впрочем, это было не единственное отречение от него: когда ему был заказан въезд в Советский Союз, он потерял многих советских друзей, но не всех - некоторые, приезжая в Италию в составе советских делегаций, тайком приходили к нему домой, например Андрей Вознесенский. Но Веэс, хотя и не простил некоторых предательств, с пониманием относился к отступничеству некоторых, зная на какой риск идут советские граждане, поддерживающие «опасные связи»).